Я вас предупредил. Василий Головачев

бойцы слушались беспрекословно. Славился он не только медвежьей силой, но и неожиданной для его громоздкого тела реакцией и ловкостью. Говорили, что в прошлом он не то знаменитый охотник, не то не менее знаменитый борец. Но главное, конечно, было не в этом: от него исходила та спокойная внутренняя сила и уверенность, которая подчиняет даже таких острых на язык и одновременно ленивых людей, как Антон Осинин.

      – Не спишь, дядя Сандро? – тихо спросил Белов, закуривая, и, опустившись на корточки, протянул вторую папиросу Куцову.

      Тот взял папиросу короткими толстыми пальцами, размял и высунул голову из окопа.

      – Гудят, гады, на левом крыле гудят… А нас не скоро снимут отсюда, лейтенант? Похоже, отдыхать сюда прислали… неизвестно за какие заслуги.

      Белов докурил папиросу и вдавил окурок в землю.

      – Боюсь, отдыхать не придётся, старшина, – сказал он, выпрямился и вернулся к орудию.

      – Слухай, дядя Сандро, – раздался из окопа голос проснувшегося Осинина. – На фига надо было такую здоровенную пушку в засаду ставить? У ней же скорострельность – что у меня чих. Два раза выстрелит – и кранты, засекут.

      Куцов помолчал, глядя, как загораются лёгким золотом верхушки сосен на дальних холмах.

      – Готовь гранаты, парень. Может быть, и нам придётся поиграть с танками в кошки-мышки.

      – А мы так не договаривались, – протянул обескураженно Осинин.

      В пять утра расчёт был готов к стрельбе.

      Белов прищурился на Помозкова, который вдруг затрясся в нервном ознобе, подмигнул ему:

      – Тебя можно использовать вместо вибратора в лабораторных опытах, Толя.

      – Не дрейфь, Помозок. – Курченко шлёпнул подносчика по спине широкой ладонью. – Открой-ка лучше ящик с бронебойными.

      – Туман не помешает? – пробормотал Агабаб, протирая окуляры дальномера.

      Белов хотел ответить, но не успел.

      Совсем рядом вдруг прозвучал треск, словно рухнуло дерево. А потом из-за кустов к пушке вышел юноша, почти мальчик, в новенькой гимнастёрке с погонами сержанта и в залатанных на коленях галифе.

      Оглянувшись, Осинин издал сиплый возглас и вскинул автомат. Куцов резко пригнул ствол вниз: человек без оружия.

      Несколько мгновений солдаты и юный незнакомец стояли, вглядываясь друг в друга. Потом лейтенант вышел из-за щита пушки и отрывисто спросил:

      – Кто такой? Как сюда попал?

      Лицо сержанта побледнело, странным прерывающимся голосом он медленно проговорил:

      – Я отстал от своих… разрешите… остаться с вами?

      – А где оружие? – всё так же резко спросил Белов.

      Незнакомец на секунду замешкался, стал вдруг краснеть.

      – У меня нет… оружия.

      – Как это нет?! Бросил?!

      – У меня… не было. – Незнакомец опустил голову, у него горели уши.

      – Во даёт! – сказал Осинин и покосился на Куцова. – Говорит вроде по-русски, а акцент фрицевский. Может быть, это фашист переодетый? Разведчик? Ну-ка, руки вверх, Ганс, или как там тебя!

      – Я