Полёт в ночи. Ирина Якубова

я и сам знал!" И на этом всё. Сказка из жизни уходит навсегда. Но зато в Бога полагается верить. И потом, повзрослевшему ребёнку, начинают твердить: "Побойся Бога!", или "Не богохульствуй! Креста на тебе нет", или что-то в этом же роде. И он вынужден начать "верить". Опять же потому, что ему так сказали. Сказали, что существует Бог, что в него надо верить, иначе он и наказать может. Все так делают, и он, молодой человек, привыкает к тому, что надо быть как все, а то засмеют, или ещё чего похуже… Так и живёт человек чужими стереотипами, чужими верованиями, по инерции. Он же не мог допустить тогда, в детстве, что родители могли его обмануть, потому что сами когда-то так же приняли на веру от своих любящих родителей те истины, которые, возможно кто-то навязал или вообще придумал для своей выгоды. Может правительство, может церковь. Тогда, в древности, давным-давно, когда ещё и пра-пра-прабабушка его не родилась. Вот и передаются разные прописные "истины", "законы", "вера", "правда", "правильное и неправильное" из поколения в поколения, и не дай Бог, кому-то усомниться в правдивости этих знаний. Сразу "на костёр!"

      И вот, уже взрослый, человек привыкает к мысли о том, что в череде серых будней места для волшебства нет. И перестаёт ждать. Тем более, если всё у него нормально: есть семья, работа, дом и так далее. Вроде бы, должен быть удовлетворён, наслаждаться своим существованием, покоем. Быть радостным и безмятежным. Но много ли таких счастливцев из нас? Тех, кто находит радость и смысл в каждом миге бытия, идёт по жизни легко, знает для чего он родился на планете Земля и может объяснить это другим в случае необходимости? Нет, таких мало. Я не встречала, например. Большинство из нас живёт неосознанно, и ощущение чего-то не свершившегося не покидает даже такого человека, у которого жизнь удалась. Такая, например, я. А кто-то отодвигает подобное ощущение куда подальше и живёт просто и незатейливо, будто построить дом, посадить дерево и родить детей – это единственное, для чего ему дарована жизнь. Таков, например, мой муж. Когда я (это случается редко) спрашиваю его: "а веришь ли ты в Бога? А как ты думаешь, откуда берутся мысли? Существует ли жизнь в других измерениях и куда мы попадём после смерти?" , он отвечает : "Надеюсь, что не в ад". Он не любит размышлять на эти темы и, кажется, считает, что я немножко "ку-ку".

      Иногда я просыпалась с чувством тоски. С тяжестью на душе. "Да чего же мне не хватает?", – всё задавала себе вопрос. И я решила выяснить, что именно меня гнетёт. Тогда я увлекалась йогой. Не то, чтобы профессионально: посещать какие-то занятия у меня не было времени. Я занималась дома самостоятельно, стараясь не пропускать ни дня. В книгах по данной тематике я вычитала, что любую истину можно познать в состоянии не- ума, то есть медитации. Я решила заниматься упражнениями, а потом медитировать. Это было трудно. Постоянно приходилось отвлекаться, мысли начинали блуждать, не получалось ни сосредоточиться, ни расслабиться. Но я не оставляла своей затеи приблизиться к чему-то необычному, божественному. Ежедневно всего пятнадцать-двадцать минут упражнений, а потом – медитация. Только во время медитации, если заниматься ею долго и серьёзно, можно за пределы этого самого ума попасть. А там такой бескрайний, вечный, красивый, незнакомый мир. Мир духа. Но обо всём по порядку.

      Глава первая

      Мне восемь лет. Тёмно-каштановые, почти чёрные волосы, прямые и жёсткие как солома заплетены в тугой хвост на макушке. Тёмно-карие глаза и смуглая кожа. Вот что отличало меня, девочку азиатских кровей от местных российских ребятишек. Я с детства понимала, что я красавица, хотя никто мне, собственно, этого не говорил. Но не родись красивой, а родись счастливой. А я в своём, с виду счастливом, детстве как раз и считала себя самым несчастным на свете ребёнком. Всё дело было в том, что мне до смерти как хотелось иметь сестру или брата. И это была не просто прихоть. У всех моих друзей во дворе и одноклассников кто-то был. Я с завистью смотрела как за подружкой приходит в школу старший брат, и как она с гордостью вручает ему портфель, принимая взамен петушок на палке. Как бережно и с любовью другая моя подружка сжимает в объятьях плачущего годовалого братца, как тот успокаивается от ее нежного щебетания. А я всё время была одна, одна, одна. Ни одна из моих многочисленных подруг не променяла бы своего даже совсем задиристого брата или сестру на дружбу со мной. Со своими родителями у меня тоже были весьма прохладные и не доверительные отношения, поэтому своё детское одиночество я ощущала особенно остро. Как-то я заикнулась маме, о том, что не родить ли ей ещё кого-нибудь, на что мама ответила, чтоб я об этом даже думать забыла и к этой теме не возвращалась никогда. Мама с папой плохо жили, ругались, унижали друг друга, чему свидетелем часто была я. Поэтому, наверное, мама не хотела больше рожать. Для меня это был приговор. Ведь я ничего не могла изменить, это от меня не зависело. (Кстати, до сих пор я попрекаю маму этим. Ведь с отцом они так и не развелись, так и живут не в ладу уже сорок лет. А тем не менее сестры у меня нет…)

      Потом, будучи подростком, я часто страдала от того, что не с кем было поделиться ни горем, ни радостью. Иной раз тоска накрывала меня с головой (ведь жизнь полна разочарованиями и несбывшимися надеждами в шестнадцать-семнадцать лет!), а родственной души рядом не было. Первая любовь, конфликты со сверстниками, первый мужчина, сомнительные