Маг в законе. Том 1. Генри Лайон Олди

смазанных дегтем, сапогах. Шапка откатилась в сторону, зарылась в снег.

      Вместо левой половины лица у трупа была кровяная короста. С синей раковиной на месте бывшего глаза.

      – Ф-фе… – сказал труп, страшно дергая вспухшими губами.

      Сразу вспомнилось: Ленка Ферт тоже любила так – оттопырит губку и, не глядя в сторону кавалера, допустившего оплошность: «Ф-фе…»

      Кавалеры аж вьюном скручивались.

      – Ф-федька… с-сила неприятная…

      Ты молчала.

      – За што? – неожиданно ясно и громко спросил труп у тебя. – За што?!

      Ты пожала плечами.

      Повернулась и пошла в дом, не забыв запереть за собой ворота.

Заметки на полях

      Если внимательно заглянуть избитому человеку в оставшийся целым глаз, то можно увидеть:

      …полынья.

      Опасно изломана по краям ледяная корка. Черная, густая вода больше похожа на смолу; сверху клубится легкий парок, сизой бородой завиваясь в сторону. Со стороны берега доносятся крики: слабо, еле слышно. В полынье неожиданно булькает, и крупный пузырь всплывает на поверхность – чтобы почти сразу лопнуть.

      Круги, словно от брошенного камня, лениво ползут во все стороны.

      Крики смолкают.

* * *

      Когда утром Рашель вновь вышла на улицу, там никого не было.

      V. Друц-лошадник, или Дорога на Большие Барсуки

      Я же червь, а не человек, поношение у людей и презрение в народе. Все, видящие меня, ругаются надо мною…

Псалтирь, псалом 21

      Этап из последних сил брел по пыльной дороге. Этап? Да нет, какой этап, сейчас каторжан гнали уже на лесоповал – вот только одно странно: откуда такая усталость? К работе ведь еще не приступали… Ты из последних сил сдерживался, давил в зародыше вздымающиеся из самого нутра волны кипятка: ах, как славно было бы одним движением сбросить опостылевшие кандалы! размазать о ближайшую сосну конвоира-сопляка, в двадцатый раз пинающего тебя сапогом развлечения ради! – и рвануть когти. В лес. Сил бы и сейчас достало: и на оковы, и на размазать. И даже на рвануть. И может быть, потом прожить целый день. От силы – два. Хотя два – это вряд ли… Ты знал, ты помнил, скрипел оставшимися зубами – и все равно не выдержал. Ощутил себя другим. Прежним? Каким хотел сам себе казаться? Просто молодым и глупым – как двадцать лет назад?..

      И не стал сдерживать очередную волну.

      Позволил выплеснуться наружу, ошпарить вкрутую, на мгновение вскружить голову упоительным хмелем свободы и вседозволенности.

      Глухо брякают кандалы, гнилыми ошметками сваливаясь с ног, отчаянно хрипит конвоир, вокруг шеи которого захлестнулся ремень его собственной винтовки… А ты уже бежишь, бежишь прочь, и другие конвойные не успевают, не успевают, потому что каторжане, старательно изображая из себя стадо баранов, тупо сгрудились у них на дороге – а спасительный лес совсем рядом, он готов принять тебя…

      Земля больно бьет в лицо.

      Встать, скорее! Ты ведь просто споткнулся!

      Но себя не обманешь. Ничего не случается «просто»!

      – Встать!..

      – …Вставай,