Блики. Виталий Цориев

с кольцами колючей проволоки на верху. Кажется, что забор уходит влево и вправо до самого горизонта, насколько видит глаз. Цинковый блеск сетки, сплетенной из сцепленных друг с другом зигзагов стальной проволоки, такой крепкой, прохладной на ощупь. Он мог бы вскарабкаться по ней, продевая пальцы рук и ног в ее ячейки, но на трехметровой высоте его бы ждали заросли металлического терновника, свернувшегося в причудливую тройную спираль. Их он не сможет преодолеть, ведь на нем нет ничего, кроме трусов. Артур подходит к сетке в плотную, не веря своим глазам, до последнего надеясь найти проделанную кем-нибудь дыру, но её нет – забор абсолютно новый и сделан на совесть: никаких дыр, никаких щелей, сквозь которые смог бы пролезть человек. «Никто не сможет выбраться отсюда, кроме крыс», вспоминает он строчку из популярной песни и усмехается: «Они бы ещё ток пустили по периметру, чтобы никто не спёр их мусор!».

      Уловив шорох за своей спиной, Артур резко поворачивается, скользя ступнями по влажной илистой почве, похожей на смоченный сигаретный пепел. У подножия правой из двух огромных, высотой с пятиэтажное здание гор из старых холодильников, стиральных машин, диванов с прорванной обивкой и торчащими ржавыми пружинами лежит куча тряпья. Вороны беззвучно реют в небе над вершинами этих искусственных пологих гор, выискивая гнилое мясо или другую испорченную еду. Приторно-сладкий запах разложения, тяжелые взмахи черных крыльев. Куча тряпья начинает шевелиться и Артур понимает, что это человек. Подернутые белесой пеленой глаза, кратеры язв по всему телу, ампутированные выше колен ноги. Артур подходит ближе, чтобы лучше рассмотреть бомжа.

      Культи ног гниют, кажется, как будто он сам отпилил их прямо здесь, на свалке, ржавым зазубренным куском металлического листа, оторванного от кузова машины: раны так и не затянулись и влажно поблескивают в тусклом солнечном свете. Старик подползает на руках к Артуру, падает перед ним чуть не лицом в грязь, плачет в голос, целует ему ступни, голени, тянется, приподнявшись и подобрав под себя культи, трясущимися грязными руками к его трусам. Артур отшатывается.

      – О, Господь Вседержитель! Наконец ты послал его к нам, наконец, все изменится. Ты должен объединить раздвоенный мир, должен вернуть нам наши подлинные тела! – По морщинистым щекам старика, покрытым волдырями и язвами, катятся слезы. Голова запрокинута назад, глаза устремлены ввысь. Проговорив всё это, он опять с размаху падает ниц, в ноги к Артуру – Дай я поцелую тебя, юнец! Дай насладится твоим запахом, это настоящая плоть… Я так устал от своей фальшивой оболочки, верни мне мое подлинное тело, молодость моей души… – произнося слова в начале очень громко и четко, к концу своей речи старик переходит на еле слышное бормотание, почти шепот.

      – Е..ный старик, ты безумен! – Артур смотрит на бомжа с недоумением и ухмылкой. Привстав на руках, тот садится на землю, выставив обрубки