Картина преступления. Бриттани Кавалларо

это. Но что-то в моей груди перевернулось.

      В первый раз я понял, что, возможно, мое присутствие было для нее скорее проклятием, чем поддержкой.

      Два

      Не в первый раз между нами что-то случалось.

      Однажды мы поцеловались. Просто мимолетное касание. Я тогда вроде как умирал, так что это могло быть просто поцелуем из жалости. Еще мы заканчивали расследование убийства, так что это могло быть и поцелуем от облегчения. В любом случае я не рассматривал его как обещание чего-то в будущем. Она бы сказала. Даже если бы Холмс хотела романтических отношений со мной, было нетрудно заметить, что она перерабатывает психическую травму весом в тонну. Как я и говорил, я не хотел ее подталкивать. И не знал, хочу ли я касаться этого, не уничтожит ли это те странные, хрупкие отношения, которые сложились между нами, не испортим ли мы все. После вчерашнего вечера казалось, что мы так и сделали.

      Мы не пошли в галерею Тейт на следующее утро. Не прокрались завтракать после двухчасового сна, как мы делали все дни до этого. Мы молча упаковали вещи. Холмс, в халате и носках, была бледна. Попрощавшись с матерью и моей маленькой заплаканной сестренкой, мы все так же молча пошли на станцию. Мы ехали в Сассекс в отдельном купе: Холмс решительно отвернулась к окну, я притворялся, что читаю роман. Потом бросил притворяться – ни ее это не могло обмануть, ни кого другого.

      Когда мы наконец сошли с поезда в Истберне, у обочины нас ждала черная машина. Холмс повернулась ко мне, руки в карманах.

      – Все будет хорошо, – прошептала она. – Ты будешь здесь, так что все будет хорошо.

      – Наверно, все это «хорошо» стало бы более достижимым, если бы мы, знаешь, разговаривали друг с другом. – Я старался, чтобы в этой фразе не прозвучала вся та обида, которую я чувствовал.

      Она выглядела удивленной:

      – Я всегда хочу с тобой разговаривать. Но я знаю тебя. Ты всегда хочешь, как лучше, а я не знаю, как нам с тобой говорить теперь без того, чтобы не стало хуже.

      Когда водитель подошел, чтобы взять наш багаж, она похлопала меня по плечу в своей отсутствующей манере и сошла вниз, чтобы поздороваться. Я стоял с чемоданом в руках в бешенстве из-за того, что она нашла вот такое решение проблемы – молчать. Что она вообще принимала решения. Она относилась ко мне как к домашнему зверьку, и это накатывало на меня волнами, как раскалывающая мир потерянность, которую я не ощущал уже месяцами.

      Именно это самое ощущение первоначально и вовлекло меня во всю эту кашу «Шарлотта-Холмс-и-Джейми-Ватсон», и я пока не завяз так глубоко, чтобы не оценить иронии.

      Ее родители не встретили нас, когда мы подъехали к дому. И для меня это было удобно. Не думаю, что смог бы изобразить дружелюбие по отношению к ним или к кому бы то ни было еще. Нас приняла домоправительница – славная тихая женщина в возрасте моей матери. Она взяла наши куртки и проводила нас вниз, в комнаты Холмс, и когда мы закончили с обедом, который она принесла нам на подносе, уже стемнело.

      Вечером, после импровизированного урока по европейской истории, эта домоправительница