Хангаслахденваара. Пётр Лаврентьев

комнату, заклей на них надписанные тобой даты, вынеси обратно. Потом начни показ с последних, возвращаясь к самым ранним, сделанным ещё в далёкие юные годы. И в конце спроси всех их: ну как, заметен мой творческий рост с начала занятий живописью? Сильно ли я выросла как художник? Угадай, что они тебе ответят? Они все, как один, захлопают, и умилённо глядя в глаза, начнут уверять, что рост несомненен, что ты просто душка, что тебе пора выставляться самостоятельно, что ты…– Его сильно качнуло, и пришлось схватиться за голову одного из сидящих поблизости. – А!.. Говно, короче, все твои картинки. Бурда сплошная…

      Шурочка потеряла дар речи, её глаза медленно наполнялись слезами. Она обвела взглядом присутствующих, ища поддержки, но поддержки не было. Все понимали, что проведи сейчас Талантливая Художница предложенный эксперимент – никто не смог бы угадать какая из картин более ранняя, а какая из последних.

      Не хотели обидеть.

      Лгали, сволочи…

      – Вот спроси их, – продолжая подливать масла в огонь, указал на гостей Саша,– спроси меня: где в этих полотнах философия, суть? Где двери в другие миры? Мы не сможем ответить! – Он беспомощно развёл руками. – Ты всё время талдычишь про эти двери, про входы, так покажи нам, убогим, хоть один такой вход на своей картинке! Ужас, какая же ты дурочка! Ха-ха…

      Его смех оборвался внезапно. Шурочка размахнулась и обрушила одно из своих произведений ему на голову. Полотно, прорвавшись, оделось рамкой на Сашины плечи, и осталось там висеть, словно какой-то необыкновенно широкий воротник фантастического фасона.

      Такого поворота Александр никак не ожидал, он глупо заморгал глазами, а Шурочка истерически завизжала:

      – Вот тебе вход в другой мир, урод! Увидел? Прошёл благополучно, свинья? А вот, – она ткнула пальцем в сторону прихожей, – вторая дверь! Ты просил показать хотя бы один вход в иные миры? Пожалуйста, милый – получи сразу два! Алкаш вонючий, уходи отсюда немедленно! Пошёл вон, я сказала!

      Саша, не спеша, стянул со своих плеч остатки картины с очень подходящим к случаю названием – «Ступор сознания от осознания нереальности» (он машинально прочёл это на бумажке с обратной стороны картины), – молча накинул пальто и вышел, хлопнув за собой дверью.

      Внутри квартиры послышались Шурочкины горькие рыдания и приглушённые голоса гостей, бросившихся её утешать.

      Удивительно, но от всего случившегося ему вдруг стало легко. Легко, будто с плеч свалилась какая-то невидимая ноша, будто он завершил какое-то важное и нужное дело. Он почувствовал себя вновь свободным, сильным и, – как ни странно, – трезвым!

      «Пора оцепенения закончилась,– думал он. – Наступила пора идти дальше».

      Жаль, конечно, Шурку, но сама напросилась.

      Засунув руки в карманы, Саша вышел из подъезда, поднял воротник и пошёл к себе домой пешком, дыша свежим морозным воздухом и осыпаемый искрящимися в свете уличных фонарей снежинками.

      * * *

      – Нет, Володя, ты не прав, –