Дерево Серафимы. Владимир Царицын

бросился догонять Вовку.

      Я постоял, переминаясь с ноги на ногу, наблюдая, как комсомолец, продравшись через сирень, забегает за угол детского сада, и свалил домой. Честно сказать, сначала я хотел дождаться комсомольца, ощущая некую обречённость в судьбе, но что-то толкнуло меня в спину. Словно кто-то сказал мне: «Беги, Женька! Не будь дураком!». И я убежал.

      Дверь мне открыла бабушка. Я быстро скинул сандалики, и, воровато проскользнув мимо неё и мимо раскрытой двери гостиной, где веселились родители и их гости (самым слышным был мамин голос), сразу прошёл в бабушкину комнату и шмыгнул в угол. В углу стоял скрипучий венский стул, на котором я обычно не сидел; чаще забирался с ногами на бабушкин сундук, покрытый плюшевым покрывалом с оленями. (Точно такое же покрывало, правда, бабушка называла его ковром, висело на торцевой стенке). Рядом со стулом стояла этажерка с книгами. Я взял первую попавшуюся книгу (как сейчас помню – это была книга о приключениях Гулливера с красивыми красочными картинками), уселся на скрипучий стул и стал с умным и спокойным видом разглядывать картинки. Читал я в семь лет ещё не очень.

      – Что случилось, Женечка? – с тревогой в голосе спросила бабушка, заподозрив неладное. Она вошла следом за мной и остановилась в дверях.

      Я вздрогнул и слишком резко, что шло вразрез с моим спокойным видом и последующим ответом, замотал головой и хрипло выдавил:

      – Ничего.

      И в ту же секунду раздался звонок в дверь. Или постучали? Был ли в нашей квартире звонок в одна тысяча девятьсот шестьдесят первом году? Не помню. Кажется, всё-таки был.

      Бабушка пошла открывать дверь.

      Я сразу понял: пробил час расплаты! Сейчас я отхвачу ремня. Бабушку я не боялся. По определению. Разве можно бояться бабушки, у которой ты – любимый и единственный внучёк? Она и ремня-то в руках никогда не держала, только когда вставляла его в выглаженные ею отцовы брюки. Я боялся отца. Не вообще, а именно в тот момент. Я тоже у отца был единственным и наверняка (вспоминая сейчас, знаю это точно) любимым. Но отец есть отец! Он – мужчина, и у него есть ремень.

      В тот день был какой-то праздник. К родителям пришли гости, и они выпивали. Не могу сказать, что отец был очень уж… любителем выпить. Но выпивал иногда. По праздникам. Иногда, бывало, сильно. Если хотя бы папа был трезвый, может и пронесло бы… Но этот праздник!.. А что же это был за праздник? Лето, тогда было лето, самое начало – сирень цвела. Значит, в тот день отмечали день рождения отца.

      – Вы – бабушка Жени Игнатова? – услышал я уже знакомый мне голос. – А родители его дома? Отца позовите, пожалуйста.

      Вспоминая сейчас свои тогдашние ощущения, могу точно сказать – моё сердце ушло в пятки. И ещё мне стало очень холодно, как когда-то ещё раньше, может, этой прошедшей зимой. Или прошлой?..

      …Мы всё с тем же Вовкой Лукиным, воспользовавшись тем, что ни моих родителей, ни бабушки не было дома, раздетыми выбежали на балкон. Вовка сказал: «Айда! Что покажу!». И я поайдакал вслед за ним. Перила балкона были из железной неокрашенной трубы. Мороз был неслабый, и труба