Наваждение. Ольга Морозова

мы прогулялись по лесу, постояли возле пруда и покормили уток. Я пытался расспросить её о семье, но она уклонялась от разговора, сказав только, что родители простые люди. Я не счёл нужным настаивать.

      В город мы приехали уже затемно. Я не хотел её отпускать. Я хотел прояснить всё до конца. То есть усилить или свести до минимума её сходство с Терезой. Я не мог ждать, и поэтому прямо сказал ей:

      – Ещё не поздно, может, по чашечке кофе? Я живу один…

      Она посмотрела на меня долгим взглядом, таким долгим, что я испугался, что она сейчас хлопнет дверью и уйдёт навсегда, оставив меня ни с чем. Но тогда я ещё не знал, что Рок не решает вопросов так примитивно, как ужин за городом и простой хлопок дверью. Не стоило ждать так долго, чтобы отомстить так банально.

      – Пожалуй, я выпью чашечку.

      Я открыл перед ней дверь автомобиля, и мы поднялись ко мне.

      Всё, что было в холодильнике, я выложил на стол, и сварил кофе. Достал бутылку коньяка, подаренного мне каким-то приятелем за непонятные заслуги. Коньяк слегка ударил мне в голову. Вика вызвалась помыть посуду, я подошёл к ней сзади, и положил руки ей на плечи.

      – Как ты относишься к сексу с малознакомым мужчиной старшего возраста?

      Вика бросила посуду и повернулась ко мне:

      – Я прекрасно отношусь к сексу. Даже с малознакомым мужчиной.

      Я позволил себе поцеловать её, и наш затянувшийся поцелуй привёл нас в спальню. И снова я не мог отделаться от чувства, что держу в объятиях Терезу. Мою Терезу. Мою первую, и, возможно, единственную любовь. Вика сняла платье, и я ощутил прилив адреналина в кровь: на ней было ярко-розовое бельё… Как на Терезе в нашу первую ночь в захудалой гостинице. Могло ли быть такое, что она всё знала и теперь дразнит меня? Но я отринул эту мысль, как безумную. Всё это просто совпадения. Просто совпадения, и ничего больше. Игра моего воображения. Многие девушки любят розовое. Что здесь странного? Но волей-неволей этот цвет будил во мне воспоминания, придавая нашей страсти оттенок фатальности.

      Вика оказалась горячей и податливой девушкой. Я любил её так, как мог бы любить Терезу, я плавал в тумане этой любви, испытывая блаженство. Воспоминания накладывались на реальность, создавая странную смесь восторга и грусти.

      Когда мы просто лежали рядом, я силился вспомнить, как это было с Терезой, но не смог. Я забыл. Забыл, и молча страдал от амнезии, чувствуя стыд, что даже этого не мог удержать в памяти. Какая была она, Тереза, девушка из моих грёз? Что я помнил о ней, кроме её полустёршегося образа? Умная, глупая, добрая, злая? Что она любила, а что ненавидела? Я так был поглощён тогда своим собственным чувством, что совершенно не замечал её. Мы, собственно, почти никогда не говорили о ней. Кроме общих сведений и адреса, я ничего не знал. Или не хотел знать. Мне вполне хватало того, что было у нас тогда: танцы, ром, луна, секс. Так я понимал любовь. И именно такой эта любовь осталась в моей памяти. Хрупкая девушка в цветастом платье, пахнущая морем и солнцем. И само море, и само солнце усиливали это чувство, делая его пронзительным и острым.

      С тех пор начались наши встречи. Сначала это происходило редко, потом чаще.