Президентские тайны. Виктор Васильевич Кабакин

азве бывает такое имя? Это названия цветка.

      – Так меня зовут. У меня есть другое имя, но я люблю это.

      – По-моему, когда-то так именовали женщин легкого поведения. Я даже читал книгу про одну куртизанку, давно, правда. Кажется, – «Дама с камелиями».

      – Эта книга про любовь. А я не женщина легкого поведения.

      – Кто же ты?

      Девушка стояла на мосту, когда он, заметив тень на берегу реки, поднял голову, увидел незнакомку и решил с ней заговорить. Просто так, из любопытства.

      Опершись на перила, она глядела вниз, на воду. На ней были узкие джинсы, разорванные по молодежной моде на коленях, и белая футболка. За плечами изящный разноцветный рюкзак. Худая, с короткой прической, она напоминала озорного мальчишку, который весело плевал в реку. А перед этим она бросила в воду красный с бахромой цветок, похожий на тот, что был у нее нарисован во всю грудь на футболке.

      – Так кто ты? – снова спросил он.

      – Я дочь президента.

      – Какого президента? – удивился он.

      – Нашей страны.

      Он недоверчиво покрутил головой.

      – Не ври. Дочери президентов такими не бывают.

      – А какие они? – рассмеялась она.

      – Они важные, недоступные, надменные и не плюют с моста в реку. А еще рядом с ними всегда охрана.

      Камелия продолжала смеяться. Потом выставила левую ногу на перекладину ограды, и его зоркий глаз заметил на ее щиколотке татуировку в виде махрового цветка ассиметричной формы.

      – А ты кто? – спросила она, глядя на него с высоты.

      – Я свободный человек, – ответил он.

      – Ты что, живешь под мостом?

      Он кивнул головой.

      – Значит, ты бомж?

      – Нет, – улыбнулся он. – Я художник.

      Глаза Камелии выразили одновременно удивление и интерес. Немного подумав, она сказала:

      – Я хочу посмотреть, как живут художники.

      – Спускайся вниз, – предложил он.

      – Бедная у тебя обитель, – оглядывая скромное убранство палатки, заметила Камелия.

      – Диоген Синопский жил в глиняной бочке и не тужил, довольствуясь самым малым. Все, что мне надо, здесь есть. Постель, газовая плитка, а самое главное – мои краски и мольберт.

      – Но почему под мостом? – недоумевала Камелия.

      – Здесь я чувствую себя абсолютно независимым. И делаю, что хочу. Сейчас я пишу реку. Я должен постоянно чувствовать ее: утром, днем, вечером и ночью. Она живая. Ночью река разговаривает со мной.

      – Хм. А можешь мне показать?

      Камелия, слегка наклонив голову и прищурив глаза, пристально разглядывала рисунок – поток красного цвета больше напоминал раскаленную лаву, зажатую в узком ущелье. Он отчаянно метался в каменных джунглях как бы в поисках свободы и простора. И казалось, дай ему воли, он разнесет все на своем пути. Но что больше всего поразило Камелию – это едва уловимое на фоне волн, как бы выглядывающее из глубины женское лицо.

      – Странная картина. А в воде кто – утопленница?

      – Нет, это лицо реки. Оно бывает разным – грустным, веселым, тревожным, грозным…

      – Любопытно. А почему река кровавая?

      – Люблю играть с цветом. Техника называется люминизмом. Такую реку я наблюдал позавчера вечером на закате. Солнце уже спряталось, но лучи его освещали облака, сделав их багровыми, они отразились в реке, окрасив и ее. Впрочем, не только река – в красные одежды тогда оделись и берега, и дома, и мост.

      – Хм. Это мой любимый цвет. Но от твоего рисунка веет какой-то тревогой, – поежилась Камелия.

      – Красный цвет – всегда признак тревожности. А вот китайцы считают, что он добрый и защищает их от злых духов. – Художник подумал и добавил: – Хотя чаще я пишу женские фигуры. В женщине самое чудесное – притягательная изменчивость.

      – Но почему сейчас рисуешь реку?

      – Не рисую, а пишу, – поправил он. – Я люблю смотреть, как движется вода в реке. Она напоминает мне бесконечное течение времени. Река, как и женщина, в каждый миг разная. Очень трудно – ловить мгновения. Но это восхитительно – поймать момент и постараться выразить его.

      – У тебя много женских образов?

      – Много.

      – Покажи.

      Камелия, перебирая один за другим листы плотной бумаги, долго вглядывалась в стройные фигурки женщин на фоне слегка размытых городских пейзажей.

      – Боже, какие они загадочные, очаровательные, – восхитилась она и добавила. – И… одинокие. Хотя нет, – озаренные каким-то внутренним светом.

      – Ты, оказывается, неплохо разбираешься в живописи, – улыбнулся юноша.

      – И все же, почему женщина и город?

      – Город – это всегда движение, напор, агрессия. Олицетворение мужского начала. Мужчину должна уравновешивать женщина с ее пластичностью,