Антикиллер-5. За своего…. Данил Корецкий

А выход на крышу все-таки должен где-то быть.

      Через подвал прошел к другой лестнице. Наверное, рядом была сцена, потому что он отчетливо слышал голоса артистов на сцене, и какие-то непонятные шепотки, и скрип досок.

      Поднялся наверх.

      Даже не пришлось заходить в коридор. Вот он, люк.

      Навесной замок легко поддался отмычке. Прежде чем выбраться наружу, Боцман нацепил его обратно на одну петлю, придав по возможности закрытый вид.

      На крыше первым делом достал из-за пазухи и нацепил на ноги толстые галоши из пористой резины – такие носят шлифовщики каменных полов на стройке. Вещь незаменимая. Под ними и жесть не «поет», и ветка не хрустнет, ходишь тихо, как привидение. И сцепление хорошее, не поскользнешься.

      Ждать придется часа два, не меньше.

      Боцман осторожно прошелся по крыше, убедился, что выход здесь только один. Нашел пожарную лестницу, но спускаться и проверять не стал – слишком много прохожих. Затем нашел укромное место, откуда, не вставая, можно держать в поле зрения выход на крышу и краешек улицы перед крыльцом театра.

      Хорошее место. Открыл этюдник. Он его немного переделал: сломал деревянные перегородки, переставил их по-своему, обклеил поролоном, после чего разобранная «ВСС»[2] идеально туда поместилась. Сверху прикрыл винтовку новенькой палитрой. Он называл ее ласково: «канарейкой».

      Сейчас он вынул из углублений детали, неспешно собрал. Ствольная коробка, глушитель, оптический прицел, раскладной приклад, короткий рожок на десять патронов. Всё. На ста пятидесяти метрах Боцман укладывает пять пуль в спичечный коробок. Хорошая вещь, очень компактная – в разобранном виде впихнется даже в женскую сумку. Не в театральную, какая была у той дамы с высокой прической, а в обычную, с какой женщины на работу ходят. У матери его была, например, сумка – туда пара бутылок водки легко помещалась, и буханка хлеба, и огурцы, и помидоры, и еще много чего…

      Мамка забухала после смерти Валета. У нее ведь высшее образование, в конце восьмидесятых редактором работала в издательстве. Потом ушла, отец настоял. Никто из знакомых не верил, что она забухает. Легко так скатилась, в полгода. Как капля по стеклу. Сперва отца убили, а потом сына посадили – его, Ваню Кваскова. Вот она и не выдержала, полезла в стакан. Кто-то из знакомых рассказал ему, как однажды увидел ее на автобусной остановке – одета нарядно, будто в театр собралась, платок шелковый на голове и все такое, и сумка эта с ней, а в сумке стекло звенит, и сама еле на ногах держится. Да, вся жизнь семьи пошла под откос из-за блатных гадов! А ведь приходил к нему этот опер, Лис – погоняло, он ни к Валету не мог подход сделать, ни к матери, к нему пришел, подростку… И объяснил по-человечески: дескать, ты не по отцовской дорожке пошел: не пьешь, наркотики не глотаешь, учишься, к честной жизни стремишься, потому к тебе и обращаюсь… А Ваня блатной форс выдавил – типа, с ментом базар вести западло, или что-то такое… Дурак!

      …Внизу послышался людской говор. Боцман скосил

2

ВСС – винтовка снайперская специальная.