Православная духовность: перезагрузка. Наброски внутренней реформы. протоиерей Вячеслав Рубский

– Бог сделал меня таким, что я могу принять себя и другого человека. Он мне открыл этот акт как наш общий, синергийный, открыл мне метафизику принятия другого Самим Собой.

      Оно-вера

      Вера в православие как в некое оно не есть вера во Христа. Благодатный огонь, даже если бы он и сходил с неба, никак не может о чем-либо свидетельствовать; это чудо – оно, с ним нельзя соприкоснуться личностями. Вера в правильность Писания, догматов и т. п. не есть вера в Распятого. Писания правильны – их пророчества исполняются близко к тексту, а Распятый – неправилен, Он не явил силу по пророчествам, не отмстил обидчикам, не навел порядок ни в Израиле, ни у нас.

      Предание – оно, а Бог – Личность. Вот почему вера в оно – священство, сакральное, чудесное и экстазы – не говорит мне ничего про мою веру во Христа. Я верю в Бога и по сравнению с Ним не верю ни в философию, ни в богословие, ни в Писание, ни в милые предания. Это все было и представляет собою потрясающее царство слов, но это не Он. Это только рядом, только возле.

      Проповедь православия других

      В значительном большинстве случаев проповедь с амвона произносится священником не как собственная мысль, личное восприятие и озарение. Это «по умолчанию» считалось бы тщеславной отсебятиной. Проповеди звучат от лица самого «православия». Но такое православие не может быть истинным, так как у него нет лица, оно обезличено.

      Наполнение проповедей цитатами святых отцов и Писания есть, по сути, боязливое прятанье своего «я», которое единственно и могло бы о чем-то свидетельствовать. Отсюда и невовлеченность прихожан в учение Церкви: пастыри убедили их, что православие не может исходить от стоящего рядом. Православие подается как нечто, исходящее от святых отцов и Вселенских соборов, словно бы не было свободы в творчестве отцов или в восприятии Соборов. Таким образом, живая правда Бога подается как музейный артефакт, так как является перед слушателем неподвижной, мертвой, как идол, законченной, отыгравшей песней. Если правда не требует домысливания, допевания, некоего гадательного постижения ее глубины, то ее исчерпанность есть мертвость. Истина есть Жизнь, истинная догма, принимаемая как обязанность, есть ложь.

      Человек не может проповедовать «православие» как чистый концепт. Будь православие только богословской системой, это было бы справедливо, но его не существует без Воплощения! Правильно было бы сказать: православие имеет богословскую и философскую системы, но к ним не сводится, а ими лишь изъясняется.

      Если бы православие было духовным опытом одних лишь святых отцов, это оставалось бы их делом, а не моим. Проповедник не может проповедовать только чужое, даже если оно прекрасно, так как в этом есть фальшь. Православие есть причастность Богу, поэтому проповедовать можно только себя, как видимую часть этой причастности. Неслучайно Христос проповедовал Себя, а не некое правильное учение. Не потому только, что Он – Бог, но и потому, что это единственно реальная проповедь.

      Вы