Огненный шар. Галина Романова

странным образом после трех родов сохранившая форму и упругость, плавно колыхалась в такт ее похрапыванию. Ночная сорочка натянулась на животе, скомкалась на бедрах, обнажая их слишком высоко, раскинутые широко и вольготно. Он с любопытством рассматривал крупное тело жены.

      Поди же ты, толстая, а никаких намеков на целлюлит. Барышни с его фирмы сидят на хлебцах и кофе без сахара, а на ляжках кожа все равно, как апельсиновая корка. Он знает, потому что видел. А у Машки…

      Он коснулся ее колена, погладил. Кожа гладкая, ровная, всегда пахнет мятой. Сколько помнит себя с ней, столько помнит этот запах: ненавязчивый и свежий. Ни от кого так больше не пахло, ни от кого.

      Он провел пальцами по ее ноге выше, добрался до кромки трусов. Машка всегда спала в трусах. Она слабо шевельнулась, глубоко и шумно втянула носом воздух. И он тут же поспешно руку убрал. Если он ее сейчас разбудит, придется Машку ублажать. А он не хотел. И вообще ее день – суббота.

      Качнувшись на мягких пружинах матраса, он встал, подошел к огромному окну, осторожно отодвинул одну створку и вышел на террасу.

      Утро занималось чудесное. После трехдневных ливней уже вторые сутки было тепло. Все сразу ожило, зазеленело. В саду что-то цвело и дивно пахло. Порхали птицы с ветки на ветку. Одна, самая наглая, влетела под навес летней беседки и принялась маршировать по громадному столу в поисках крошек.

      А нет крошек-то, птаха! Нет! Все убирается тщательно в этой усадьбе. Убирается супружеской парой, которую он подобрал на вокзале без денег и почти без вещей.

      – Станете служить верой и правдой, – сделал он тогда пафосное вступление, что тот помещик, – озолочу! Нет – выкину к чертовой матери!

      Они служили. Замечательно служили. И были почти незаметны в его доме и в саду. Через год безупречной службы он переселил их из задней кладовки в небольшой флигель на краю участка, за что они ему руки целовали! Муж Валентин – левую, жена Валентина – правую. Машка фыркала недовольно, а ему что – ему нравилось.

      Словно услышав его мысли о себе, за дальним кустом показался Валентин в широкополой шляпе. Он медленно шел вдоль розовых кустов, высматривая сорняки и засохшие цветы: осторожно их срезал, выдергивал и складывал в большую холщовую сумку, висевшую на плече.

      Хозяин глянул на часы. Пять утра. Рановато поднялся садовник, похвально. Может, премию подкинуть? И тут же насупился. Обойдется! Привыкнет – так потом и станет ждать. Пусть учатся работать за зарплату. Все пусть учатся!

      Вспомнив о зарплате, он тут же перекинулся мыслями к грядущему рабочему дню. Он ведь неспроста сегодня поднялся так рано. Сегодня очень сложный день. Сегодня приедет в гости учредитель. Сказал, что в гости, но все знают, что это проверка. Жесткая, пристальная, не прощающая недочетов и промахов. Его коллектив неделю метался, все подчищая, проверяя, сличая.

      – Если кто облажается, шкуру спущу! – шипел Мельников каждое утро на оперативке. – Вы у меня тогда не просто уйдете за ворота! Вы нигде в городе себе работы не найдете! Никто!