.

мы скакалку. А я поняла, что такое неисполнимая мечта: та, которую в нужном возрасте не исполнили. Теперь мне ее не исполнить и другому не передать.

      Пока я все это переваривала, Кремер что-то говорил об Александре и Людмиле, о возрасте. Когда я пришла в себя настолько, что смогла вникать в смысл его речей, меня как обухом по голове ударило от новой порции неожиданностей. Тут уж я без церемоний повалилась на кресло и просто заржала:

      – Ну, бабушка! Ну, всех вокруг пальца обвела!

      – Как? – вскинулся родитель. – В своем отцовстве я не сомневаюсь. Ты на мать мою так похожа, что и захотел бы, не отказался. Да и Саша… то есть Люда…

      – Да не мучайтесь, – вытирая слезы, выступившие от смеха, сказала я. – В семье Боевых старшая дочь, Александра, рождена 8 января, а следующая за ней Людмила – 12 декабря того же года. И родила Александра, но записали меня на Людмилу, чтобы не было урона офицерской чести ее мужа. Так что забеременела Александра от вас, будучи совершеннолетней. Бабушка, наверное, еще и этим вас припугнула?

      – Боже, как все запутано… а Людмила?

      – А Людмилу вы никогда не видели. В Воронеже училась Александра, а Людмила в это время в Утятине школу заканчивала.

      – Она мне сказала: «Людочке не нравится ее имя, поэтому она представляется Сашей».

      – Если бы она честно рассказала, что ребенка записали на другую женщину, вы были вправе ничего не платить этой чужой для вас матери-одиночке.

      Теперь в ступор впал родитель. Воспользовавшись паузой в разговоре, я огляделась. Эта квартира кричала о достатке. Да и ее хозяйка была в полном порядке. А порядок, как я сформулировала себе, знакомясь с квартирой Шмелева, есть следствие бессердечия. Впрочем, мои-то родичи тоже не в белых одеждах. Никого не убивали, но кое-кем жертвовали… И все равно, хорошо, что эта родственница не пересекалась со мной в пору моего детства. Судя по тому, как она меня разглядывает, я раздражаю ее даже больше, чем Александру.

      Наконец он прервал молчание:

      – Ладно, раз уж мы не слились в экстазе, давай хоть о матери мне расскажешь. Как она умудрилась забрать тебя и при этом не сказать тебе, кто вы друг другу?

      – Бабушке-то она представилась. Может, это было условием их соглашения. Наверное, она нормально существовала без меня, но, когда начала умирать, почувствовала желание, как вы говорите, слиться в экстазе. Десять лет назад она появилась в Утятине. Было это в начале августа…

      – Ну точно, в июле она приезжала ко мне! – перебила меня дочь Кремера. – Я почему помню, в мой день рождения это было. Значит, объезжала потомство, чтобы выбрать, кому передать свои несметные сокровища. Но я оказалась недостойна.

      – Наверное, она повернулась к вам не самыми лучшими своими сторонами?

      – Да уж, вела она себя мерзко, только что на помеле не летала…

      – Вот и меня она третировала ужасно. Но было мне тогда пятнадцать, я еще не научилась стоять за себя перед старшими, да и настроение у меня тогда было приподнятое.

      – Небось, лябоффь? – ухмыльнулась дочь Кремера.

      – Нет,