.

шепчет Кристина.

      – Его зовут Эрик, – отвечает Четыре. – Он лидер Лихости.

      – Серьезно? Но он так молод.

      Четыре мрачно смотрит на нее.

      – Возраст здесь не главное.

      Я вижу, что она собирается спросить о том же, что волнует и меня: «Тогда что главное?» Но Эрик заканчивает осмотр комнаты и идет к столу. Он идет к нашему столу и плюхается на стул рядом с Четыре. Он не здоровается, так что мы тоже не здороваемся.

      – Ну что, представишь меня? – Он кивает на нас с Кристиной.

      Четыре произносит:

      – Это Трис и Кристина.

      – Ого, Сухарь, – ухмыляется Эрик. Улыбка растягивает проколы от пирсинга в его губах, и я морщусь. – Посмотрим, долго ли ты протянешь.

      Я должна что-то сказать, например, заверить его, что протяну очень долго… но слова не идут на ум. Не понимаю почему, но мне не хочется, чтобы Эрик смотрел на меня. Ни сейчас, ни в будущем.

      Он барабанит пальцами по столу. Костяшки его пальцев сбиты, как будто он слишком сильно ударил их обо что-то.

      – Чем ты занимался в последнее время, Четыре? – спрашивает он.

      Четыре пожимает плечами.

      – Да так, ничем.

      Они друзья? Мой взгляд мечется между Эриком и Четыре. Все, что делает Эрик – сидит с нами, расспрашивает Четыре, – говорит о том, что они друзья, но поза Четыре, напряженная, словно натянутая струна, заставляет предположить, что они нечто иное. Соперники, быть может, но разве это возможно, если Эрик – лидер, а Четыре – нет?

      – Макс говорит, что пытается встретиться с тобой, а ты не показываешься, – произносит Эрик. – Он просил разузнать, что с тобой происходит.

      Четыре несколько секунд смотрит на Эрика, прежде чем ответить.

      – Скажи ему, что я вполне доволен своим местом.

      – То есть он хочет предложить тебе работу.

      Кольца в брови Эрика сверкают на свету. Возможно, Эрик воспринимает Четыре как потенциальную угрозу его положению. Отец говорит, что те, кто стремится к власти и добивается ее, живут в вечном страхе ее потерять. Вот почему мы должны вручать власть тем, кто к ней не стремится.

      – Похоже на то, – говорит Четыре.

      – И тебе это не интересно.

      – Мне два года это не интересно.

      – Что ж, – произносит Эрик. – Тогда давай надеяться, что до него дойдет.

      Он хлопает Четыре по плечу, чуть сильнее, чем нужно, и встает. Когда он уходит, я сразу оседаю на стуле. Я не осознавала, что так напряжена.

      – Вы двое… друзья? – Я не в силах сдержать любопытство.

      – Мы были в одном классе неофитов, – отвечает он. – Он перешел из Эрудиции.

      Все мысли об осторожности вылетают из головы.

      – Ты тоже был переходником?

      – Я думал, нелегко придется только с правдолюбами, которые задают слишком много вопросов, – холодно парирует он. – Теперь и Сухари подключились?

      – Наверное, это потому, что ты такой мягкий, – равнодушно предполагаю я. – Ну знаешь, как кровать, утыканная гвоздями.

      Он смотрит на меня, и я не отвожу взгляд. Он не пес, но с ним работают те же правила.