Не время умирать. Ян Валетов

голые исцарапанные ноги. Живот лежал у нее на бедрах и, казалось, жил отдельной жизнью.

      Книжник толкнул к ней сумку.

      – Тут есть штаны и свитер. Надень.

      – Она еще и босая, – напомнил Бегун. – Надо было ей еще и обувку подыскать!

      – Кстати, – сказал Тим, укладывая в ган-кар содержимое седельных сумок. – Спасибо, что напомнил. Надо будет чуток помародерствовать. Ты же у нас мастер мародерить, а, вождь? Поможешь?

      – Как два пальца!

      – Вот и отлично, – Тим достал из сумки пару армейских носков, доставшихся ему со склада в Вайсвилле, и вручил Сибилле. – Надевай. Должны быть впору.

      – Это ты стрелял? – спросил Бегун через некоторое время.

      Книжник кивнул, делая вид, что совершенно не интересуется реакциями Бегуна, хотя на самом деле ни на секунду не выпускал бывшего соплеменника из виду.

      – Я.

      – Попал? – на изуродованном ранами и возрастом лице Бегуна отражалась сложная гамма чувств. Он был растерян, зол, озабочен – и главное – он явно не понимал, как ему вести себя с Книжником и что делать дальше со жрицей.

      – Да. Попал.

      – Что там?

      – Все плохо. Сити теперь – мертвый город.

      – Всех убили?

      – Может, кто-то и спасся, – ответил Книжник. – Но племени больше нет.

      – Так, – сказал вождь. – И кто это сделал?

      – Пацаны Сиплого.

      – Ты гонишь! – удивился Бегун. – Зачем?

      – Те, кого я застрелил, – сказал Тим, глядя в глаза вождю, – были из Тауна. С их татухами. Зачем?

      Он на миг задумался.

      – Не знаю. Это для меня загадка. Я не знаю, зачем надо было рубить на части сотню пленных и расстреливать из пулеметов тысячу челов. Я не понимаю, в чем смысл, если только не считать убийство смыслом.

      – Хуево ты знаешь челов из Тауна, Червь, – сказал Бегун. – Для некоторых смысл именно в убийстве.

      Тим попытался пристроить в кэрродже еще одну сумку.

      – Возле пулемета не клади, – посоветовал Бегун. – Будет мешать.

      Книжник молча послушался.

      На какое-то время они выпустили жрицу из виду, и она оказалась у самой реки, за их спинами.

      – Всех убили не просто, чтобы убить, – сказала Сибилла, и оба обернулись на ее голос.

      Куртки на ней уже не было, окровавленных тряпок тоже. Она присела и рукой разогнала мелкие льдины у самого берега, потом зашла в воду по бедра, как будто ветер нес не мелкую снежную поземку, а дышал летним жаром.

      Поежившись, жрица зачерпнула воду ладонями и принялась смывать с себя кровавые струпья и грязь, не переставая говорить.

      – Пришли, как на переговоры, десять челов, а потом оказалось, что в городе их несколько сотен. Они пришли не за ништяками и не за пленными. Убили всех, кого смогли, – тинов, челов, моих сестер, но бэбиков не тронули, забрали с собой.

      Голос ее звучал абсолютно спокойно, словно она рассказывала о том, как сегодня провела свободное время. Словно на ее теле не засохла коркой ее и чужая кровь.

      – Они пришли за детьми, – сказала она. – А остальные были им не нужны. Жриц насиловали и убивали.