Марсианское зелье (сборник). Кир Булычев

не переставая играть, кивнул. Но тут пошла с авоськой через двор гражданка Гаврилова из соседнего флигеля.

      – Змея! – закричала она страшным голосом и бросилась бежать.

      Змея испугалась ее крика и поползла к кустам сирени, чтобы в них спрятаться.

      – Ты ее исчезни, – попросил Удалов Боровкова, не спуская ног.

      Тот согласился, отнял от губ дудочку, провел ею в воздухе, змея растаяла и вся уже скрылась, но Удалов не мог сказать, вообще она исчезла или в кустах.

      – Неудобно получилось, – заметил Гарик, почесывая усики. – Женщину испугали.

      – Да. Неловко. Но ведь это видимость?

      – Видимость, – согласился Боровков. – Хотите, Корнелий Иванович, я вас провожу немного? А сам по городу прогуляюсь.

      – Правильно, – одобрил Удалов. – Я только портфель возьму.

      Они пошли рядышком по утренним улицам. Удалов задавал вопросы, а Гарик с готовностью отвечал.

      – А этот гипноз на многих людей действует?

      – Почти на всех.

      – А если много людей?

      – Тоже действует. Я же рассказывал.

      – Послушай, – пришла неожиданная мысль в голову Удалову. – А с автобусом там тоже гипноз был?

      – Ну что вы! – удивился Гарик. – Колесо же поменяли.

      – Правильно, колесо поменяли.

      Удалов задумался.

      – Скажи, Гарик, – спросил он, – а эту видимость использовать можно?

      – Как?

      – Ну, допустим, в военных условиях, с целью маскировки. Ты внушаешь фашистам, что перед ними непроходимая река, они и отступают. А на самом деле перед ними мирный город.

      – Теоретически возможно, но только, чтобы фашистов загипнотизировать, надо обязательно к ним приблизиться.

      – Другое предложение сделаю: в театре. Видимый эффект. Ты гипнотизируешь зрителей, и им кажется, что буря на сцене самая настоящая, даже дождь идет. Все как будто мокрые сидят.

      – Это можно, – согласился Боровков.

      – Или еще. – Тут уж Удалов ближе подошел к производственным проблемам. – Мне дом сдавать надо, а у меня недоделки. Подходит приемочная комиссия, а ты их для меня гипнотизируешь, и кажется им, что дом ну просто импортный.

      – Дом – это много. Большой формат, – сказал любимый ученик факира. – Мой учитель когда-то смог воссоздать Тадж-Махал, великий памятник прошлого Индии. Но это было дикое напряжение ума и души. Он до сих пор не совсем пришел в себя. А нам, ученикам, можно материализовать вещи не больше метра в диаметре.

      – Любопытно, – с сомнением произнес Удалов. – Но я пошутил. Я никого в заблуждение вводить не намерен. Это мы оставим для очковтирателей.

      – А я бы, – мягко поддержал его Боровков, – даже при всем к вам уважении помощь в таком деле не хотел бы оказывать.

      И тут по дороге имел место еще один инцидент, который укрепил веру Удалова в способности Гарика.

      Навстречу им шел ребенок, весь в слезах и соплях, который громко горевал по поводу утерянного мяча.

      – Какой у тебя был мяч, мальчик? –