Портрет обнаженной. Геннадий Сорокин

жил. Она, тварь, подстилка гитлеровская, его по ночам ублажала, а ты за нее заступаешься!

      – Я, Валерий Петрович, тоже кое-какие справки навел. Милена после войны десять лет отсидела за пособничество нацистам, так что она свою вину искупила.

      – Никогда это фашистское отродье свою вину не искупит! Пока наши отцы и деды на фронтах гибли, она немцам тыл обеспечивала. Нет ей прощения, и не будет! Ее после войны расстрелять надо было, а она всего десяткой отделалась. Будь моя воля, я бы их, фашистских прихвостней, сам лично всех под корень извел.

      – Валерий Петрович, кто вам не давал получить в дежурной части пистолет и застрелить Милену или вы только на словах герой? «Я» да «я»! На словах все горазды, а как дело коснется, так сразу же отговорки находятся.

      – Что ты сказал? Повтори! – едва сдерживая ярость, потребовал Бирюков.

      – А то и сказал! Муж ее перед войной наверняка себя в грудь бил: «Пусть немцы только сунутся, я первый в окопы пойду!» А как грянул гром, так он не в Красную армию записываться побежал, а к немцам в комендатуру. Я давно заметил: кто на словах герой, тот в экстремальной ситуации – первый трус. И еще! Нечего к памяти героев взывать. Это они, наши деды, воевали, а не мы, и на нас отблеска их победы нет.

      – Погоди, дружок, – как кобра перед броском напрягся участковый. – Ты что же, хочешь сказать, что я при немцах пошел бы в полицаи? Я так этого не оставлю! Завтра же ты ответишь за свои слова перед судом офицерской чести.

      Свидетелями моего спора с Бирюковым были два участковых и Айдар. Они подтвердили, что я вел себя корректно и не обвинял Валерия Петровича в готовности сотрудничать с нацистами. Точку в нашем противостоянии поручили поставить замполиту отдела. Он вызвал меня на беседу и по-дружески сказал:

      – Нашел с кем связываться! У Бирюкова давно уже с психикой проблемы. Он живет в своем, вымышленном мире, где его слово – закон. На днях я разбирал его конфликт со следователем Яковлевой. Она ему говорит: «Перепишите характеристику на обвиняемого. Вы указываете, что он наркоман, а этого человека с наркотиками не задерживали и в состоянии наркотического опьянения в медвытрезвитель не доставляли». Бирюков уперся: «Ничего переписывать не буду! Я считаю, что он наркоман, значит, так оно и есть».

      – Спихнули бы вы его куда-нибудь, от греха подальше, – посоветовал я.

      – Пробовали! – засмеялся замполит. – Он даже на повышение идти не хочет. Говорит, что прикипел душой к своему участку. Оно и понятно. Он идет по району, к нему все жалобщики слетаются, как мухи на мед. У всех старух он в авторитете. Маленький царек, а тут ты со своей собачкой! Нашел из-за чего конфликт раздувать.

      – Дело же не в собачке, а в принципе! – возмутился я. – Старуха Милена за свои грехи отсидела, значит, свою вину искупила. Если Бирюков такой правдолюбец, то пусть признается, что он относился к покойнице предвзято. Она, наверное, ему при встрече в ноги не кланялась, вот он и невзлюбил ее.

      – Хватит! – приказал замполит. – С Бирюковым больше не спорить, на тему войны не говорить. И вообще о войне ни с кем не говори, а