Портрет обнаженной. Геннадий Сорокин

Мельниченко. – Вопрос решен! Лаптев занимается молодежью, а ты, Виктор, родителями потерпевшей.

      – Если мне достался самый трудный участок работы, то в морг пускай Лаптев едет! – потребовал Бойко.

      Я не стал спорить, и мы с Айдаром отправились в бюро судебно-медицинских экспертиз. Труп Луизы Каретиной вскрывал эксперт по фамилии Ласковый, высокий худой мужчина лет пятидесяти.

      – Вы ко мне? – спросил эксперт. – У вас же на этой неделе трупов не было.

      – Каретина, – одним словом объяснил я наше появление.

      – А, вот в чем дело! Начальство решило, что если у вас своих убийств нет, то надо соседям помогать? С чего начнем: с трупа, с результатов вскрытия или с орудия убийства?

      – Когда ее хоронить будут? Сегодня? – спросил я.

      – Родственники вчера приезжали, но был выходной, и им тело не выдали. Ее родители, – Ласковый посмотрел на часы, – будут здесь через час. Они заберут тело и отправятся в городской морг. Там есть траурный зал для прощания с усопшими.

      – Прогрессивно, однако! – сказал я. – Из траурного зала сразу же на кладбище…

      – Пошли на покойницу посмотрим, – не дал мне договорить Далайханов.

      – На кой черт она нам сдалась? – отмахнулся я, но тут же передумал. – Впрочем, пошли.

      Тело Луизы лежало на подставке посреди подсобного помещения в полированном гробу с ручками. Где ее родители достали такой гроб, я даже не представляю. В магазине ритуальных принадлежностей я видел только обитые материей гробы, а тут – блеск полировки, бронзовые ручки – произведение искусства, а не гроб.

      Луиза Каретина в свой последний путь была одета в белое подвенечное платье. Черты лица ее заострились, но в целом она выглядела так, как на картине с фламинго.

      – Когда я смотрю на похоронные изыски, – сказал я, – у меня всегда возникает желание написать в завещании: «Не вздумайте тратиться на приличную одежду для моего трупа! Мне на том свете в новом пиджаке форсить не перед кем». И гроб с ручками мне не нужен.

      – Все так говорят! – хмыкнул Ласковый. – Но как только дело до похорон доходит, каждый старается сделать «не хуже, чем у других».

      Он поправил платье на Луизе, полюбовался на нее со стороны, оценил работу санитаров:

      – Хорошо ребята постарались. Выглядит как живая.

      – Айдар, – сказал я, – поедешь на похороны, затеряешься в толпе, понаблюдаешь за родственниками. Если спросят, кто ты такой, скажешь, что из художественного училища.

      – У сильного всегда бессильный виноват! – воскликнул Далайханов. – Сегодня холодно, я промерзну на кладбище. Может, кого другого пошлем?

      – Я бы рад послать, но у меня никого, кроме тебя, нет, – ответил я. – Айдар, ты не хуже меня знаешь: кто-то из нас должен быть на похоронах.

      Из подсобного помещения, откуда выдавали тела для захоронения, мы прошли в кабинет эксперта. Ласковый сел за письменный стол, я и Далайханов пристроились рядом.

      – Начнем с причины смерти, – сказал эксперт. – Смерть наступила