Княжий пир. Юрий Никитин

и кончилось, а вот он сдуру свалился в яму, ее только что вырыли под выгребную… Хорошо, не пользовались еще.

      Он вспыхнул, скривился, представив себя в непотребном виде, замычал от стыда и злости. Подвигал спиной, чтобы ощутить тяжесть исполинской палицы, и сразу на душе вроде бы отлегло. Любому мужчине становится легче, если прикасается к оружию, будь то простой нож или вовсе палка.

      Ближе к лесу, это уже верст пять от городской стены, услышал стук копыт. Еще не оборачиваясь, Залешанин знал, что догоняет Владирог. Из младшей дружины которого вот-вот переведут в старшую, старается изо всех сил. Конь Владирога стучал копытами особенно звонко, чем его только подковывает, конская сбруя позванивает, даже сам Владирог через два конских скока на третий обязательно стукнет ножнами меча по стремени.

      Залешанин придержал коня. Шлем на голове Владирога блестел, доспехи сияли так, что можно смотреться, с кончика шлема трепетал красный яловец, и все на Владироге блестело, сверкало, даже конская сбруя разбрасывала солнечные зайчики, ибо бляхи на ремнях размером с собачьи миски.

      – Когда они полезли со всех сторон, – торопливо заговорил Владирог, – я увидел, что нам уже не выбраться… Тут ты поднялся во весь рост, зашумел. Они бросились к тебе, завязалась драка… Случай был удобный, я ускользнул за кустами. Там тень была такая, что дружину прятал бы, никто бы не отыскал. А потом, когда тебя скрутили и увели, я только пару раз сумел повидаться с милой Залюбой. Первые дни охрана ослабла, а потом снова… Поверишь ли, я сколько раз пытался пробраться к тебе… хоть словом перемолвиться!.. но стражи, как назло, всегда либо дремали возле самой двери, либо отходили не дальше колодца. А просто так подойти, как подходил к тебе конюх, я видел, как он тебе что-то кричал, я ж не мог – все-таки княжий дружинник! Увидели бы, что я с татем гутарю, могли бы и в шею из дружины…

      Конечно, в шею не погнали бы, Залешанин знал, да и Владирог знал, но рассказывал, изливал душу, а Залешанин ехал мрачный, как ночь в колодце, себя сжал так, что вот-вот душа выбрызнет. Залюба! На какую только дурь не пойдет человек ради женщины! Но Владирог, даже идя на эту дурь, все же послал его, Залешанина, впереди… Умен, такой скоро всех ототрет от князя, только сам будет лизать ему сапоги.

      – Перестань, – сказал он как можно более ровным голосом. – Ты ж видишь, все обошлось. Я снова на коне.

      Владирог вздохнул:

      – Да, конь у тебя и воеводе на зависть… Ты в самом деле зла не держишь?

      – Да ладно, чего там, – отозвался Залешанин.

      – Нет, правда… Ну что я мог там сделать?

      – Я ж говорю, перестань, – отмахнулся Залешанин.

      Владирог ехал рядом, поглядывал искоса. Разбойник и вор сидит в седле гордый, спина прямая, словно эти земли принадлежат ему. Но оделся еще гаже, чем когда пробрался в Киев: вместо вышитой петухами рубахи – душегрейка из звериной шкуры, а шкура выделана плохо, вон конь все еще пугается волчьего запаха. Волосы перехватил на лбу широким обручем из простого булата, на руках широкие железные браслеты, как на запястьях,