Разрушь меня. Тахира Мафи

взглядом с Адамом. Я тщательно изучила свои руки и точно знаю, где каждая шишка, шрам и синяк, испестрившие кожу. Маленькие руки. Тонкие пальцы. Сжимаю и разжимаю кулаки, чтобы ослабить напряжение. Адам молчит.

      Поднимаю глаза.

      – Я не сумасшедший, – отвечает он наконец.

      – Все так говорят. – Я чуть поворачиваю голову, лишь для того, чтобы покачать ею на долю дюйма. Помимо воли я то и дело поглядываю на окно.

      – Почему ты все время смотришь в окошко?

      Я не против его вопросов, правда. Просто отвыкла разговаривать. Странно тратить силы, заставляя губы складывать слова, объясняющие мои действия. Никому так долго не было до меня дела. Никто не видел меня достаточно близко, чтобы заметить – я часто смотрю в окно. Никто никогда не обращался со мной как с равной. С другой стороны, Адам не знает что я чудовище мой секрет. Остается гадать, сколько это продлится, прежде чем он убежит от меня, спасая свою жизнь.

      Я забыла ответить, но Адам не сводит с меня взгляда.

      Заправляю прядку за ухо и, вдруг передумав, спрашиваю:

      – А почему ты так пристально за мной следишь?

      Его глаза внимательны и любопытны.

      – Я так рассудил: меня могли запереть с девчонкой, только если она сумасшедшая. Мне казалось, они придумали для меня новую пытку – посадить в камеру к психопатке. Я решил, ты мое наказание.

      – Поэтому украл мою кровать.

      Чтобы показать, кто здесь главный. Чтобы застолбить участок. Чтобы напасть первым.

      Адам потупился, сжал и разжал кулаки, затем потер шею сзади.

      – Почему ты мне помогла? Как ты узнала, что я тебя не обижу?

      Я пересчитываю пальцы – убедиться, что все они при мне.

      – Да я ничего…

      – Не помогала мне или не знала, что я не опасен?

      – Адам. – Губы округло сложились в его имя. Я удивилась приятному знакомому ощущению, когда слово скатилось с языка.

      Он сидит почти так же неподвижно, как я. В глазах появилось новое выражение, которое я не могу понять.

      – Да?

      – Как там, в реальном мире снаружи? – спрашиваю я, произнося все тише каждое слово. – Хуже стало?

      Боль исказила его четкие, красивые черты. Он справился с собой только через несколько секунд и взглянул на окно.

      – Честно? Я не знаю, где лучше – здесь или там.

      Я тоже смотрю на стекло, отделяющее нас от реальности, и жду, когда разомкнутся губы Адама, – мне хочется услышать, что он скажет. Но тут мое внимание привлекает уже сказанное – оно мечется в голове, затуманивая чувства, застилая глаза, ослабляя внимание.

      – Ты знаешь, что это движение оказалось международным? – спрашивает Адам.

      – Нет, – отвечаю я, умолчав, что меня вытащили из дома и насильно увезли три года назад. Получается, меня увезли ровно через семь лет после начала проповедей оздоровленцев и четыре месяца спустя после того, как они пришли к власти. Я не сказала Адаму, как мало знаю о новом мире.

      По словам Адама, Оздоровление запустило руки