Природа зверя. Надежда Попова

и это, повторяю, не ее разыгравшееся воображение или желание помочь суду даже и лжесвидетельством. Сам понимаешь, что мы в некотором затруднении. Простые меры ни к чему не привели, никто больше женщину, подходящую под данное Барбарой описание, не видел.

      – П-понимаю…

      – Пытать саму свидетельницу? Она скажет, что угодно, когда окажется под пыткой. И даже если все сказанное правда, может взять свои слова назад лишь из страха.

      – Нет, это н-не выход. А что обвиняемый?

      – Ну что – обвиняемый… Как ты думаешь? Сама невинность. «Какие соучастники? Я не колдун»…

      Когда приоткрылась дверь, все три фигуры повернули головы к вошедшему синхронно и так же одновременно выдохнули:

      – Наконец-то!

      – Прошу меня простить, – секретарь поспешно склонился, складывая на стол стопки исписанных листов.

      – Дайте-ка…

      Бумага зашуршала, переходя из рук в руки; секретарь притих в своем углу, без нужды перебирая перья. Тишина парила долго, тяжело повиснув под камнем сводов. Секретарь неподвижно замер и смотрел перед собой, изредка скашивая взгляд на трех людей за столом.

      – Н-да-а… – вздохнула, наконец, фигура слева и, отложив лист протокола, снова сложила ладони на столе. – Откровенно г-говоря, я ожидал увидеть очередную провинциальную тяжбу.

      – Ты так мало мне доверяешь, брат?

      – Что ты. Просто слишком часто в последнее время ты стал обращаться за п-помощью ко мне там, где можно обойтись своими силами, а ты, – поклон вправо, – брат, уж прости меня, бываешь слишком нерешительным временами.

      – Да что уж тут. Я и сам знаю. Но неужели скажешь, что здесь все просто, и мы напрасно тебя потревожили?

      – Не скажу. Дело д-действительно непонятное. Оно и просто, кажется, а все-таки сложно… – невидимые в полумраке глаза нашли секретаря, и капюшон кивнул: – Пусть ведут.

      Дверь за секретарем закрылась с таким тяжким скрипом и лязгом, что фигура слева обернулась.

      – Н-да… И… Вопрос немаловажный, б-братья: протокол дознания – без купюр?

      – Конечно. Ведь протоколы только для сугубо внутреннего пользования; все точно, от первого до последнего слова, как же иначе.

      – По-разному, брат, по-разному… – один из листов снова зашуршал под руками. – Бывает и так, что не все можно д-доверять бумаге. Господь наградил вас проницательностью, но кое-что, братья мои, достигается опытом и знанием определенных правил… Почему вам и п-пришлось, собственно, посылать за мной.

* * *

      Вопрос. Хочешь ли ты сознаться в сотворенном тобой бесчинстве прямо, откровенно и добровольно, чтобы облегчить свою участь и получить прощение Господа?

      Ответ. Мне не в чем сознаваться, я ничего не сделал, я не знаю, за что я здесь.

      В. Травы, порошки и мази, найденные в твоем доме, все ли принадлежат тебе, или что-то из них тебе незнакомо?

      О. Я не знаю, я просто не могу знать этого – я ведь не видел, что у меня забрали. Если вы мне покажете что-то, я тогда смогу сказать, мое оно или нет, но я не могу знать обо