Русский бунт. Все смуты, мятежи, революции. Лин фон Паль

Коломенское, но, узнав о начавшейся в Орде смуте, предпочел отойти от Москвы, взяв откуп всего-то в 3000 рублей серебром. Жители настолько были потрясены, что приписали этот уход врага действию икон. Вернувшемуся сразу после того князю никаких упреков послушные москвичи не высказали…

      Крамола литовская

      В 15 веке Москва во всем стала видеть литовскую угрозу. По принципу: от этого дрянного соседа ничего хорошего исходить не может. И для завоевания соседних княжеств и свободных земель использовался образ этого врага. Впрочем, «империей зла» для Москвы была Литва, а «империей зла» для Литвы – Москва. Хотя, как ни забавно, династия московских князей тесно породнилась с династией литовских, и в 16 веке на московском столе сидел князь, отцом которого был Василий Дмитриевич из Рюриковичей, а матерью – Софья Витовтовна, единственная дочь великого князя литовского Витовта. Звали его Василий Васильевич, по прозвищу Темный, потому что в борьбе за престол он потерял оба глаза – выкололи соперники. При Василии Васильевиче Московия получила двадцатилетнюю смуту – княжеская драка за престол была кошмарной. Но он победил и прирастил к Москве все земли, кроме Рязани, Твери, Пскова и Новгорода. Частично обвинения их в крамоле и измене были обоснованными: Тверь, и Рязань, и Новгород, и Псков боялись лишиться независимости, а в союзники, кроме Литвы, брать им было попросту некого – не крымского же хана?

      В 15 веке Москва во всем стала видеть литовскую угрозу. По принципу: от этого дрянного соседа ничего хорошего исходить не может. И для завоевания соседних княжеств и свободных земель использовался образ этого врага. Впрочем, «империей зла» для Москвы была Литва, а «империей зла» для Литвы – Москва.

      Даже тверской князь, ближайший родственник московского, не желал отдавать Тверь Москве, потому что знал, как поступает Москва с теми князьями, которых «присоединила», – либо убивает, либо определяет до конца дней в узилище, либо насильно постригает в монастырь. Тверской князь тоже был литовских кровей – чего ж удивляться его выбору? Рязанцы, у которых с Москвой отношения были еще хуже, чем у тверичей, тоже понимали, что, сожрав всех, Москва и их в целости не оставит. Даже Новгород боялся Москвы как чумы. Боялся больше, чем латинской веры! От москвичей новгородцы претерпели все: и регулярные грабежи в приграничных землях, и аресты своих купцов с отъемом товаров, и спровоцированный голод, особенно зимой, когда москвичи перекрывали Торжок и начинали продовольственную блокаду, не пропуская в Новгород возы с хлебом. Как думаете, хотелось ли Новгороду идти добровольно под власть князьям, которые над ними так издевались? Москва своими же действиями толкала новгородцев в литовское подданство, а с того времени, как литовский великий князь стал польским королем и была заключена уния между этими двумя государствами, – в подданство Литвы и Польши.

      Для московского князя, мечтавшего создать из своего затрапезного княжества огромное царство, уход этих четырех крупных