Нескучная книжица про… (сборник). Юлия Бекенская

p>– Какое тебе дело до отца этого ублюдка? – негодовала сестра.

      – Его отец – Андрюшкин дед, – возражала Наталья.

      – Тебя поманили, ты и побежала. Как шавка.

      – О чем ты, Таня? Горе у людей. Не чужие же. Если никто никому помогать не будет, – Наталья не выдержала, – все и станут злющими. Как ты!

      – Делай что хочешь, раз тебе на себя наплевать, – и сестра швырнула трубку.

      Пробираясь по вечерним пробкам, Наталья думала, что, конечно, время выбрано неудачно. Лучше было бы выспаться и со спокойной душой ехать завтра – все равно к вечеру была бы уже на месте.

      Но не сиделось. Вспоминая слова сестры, размышляла, как по-разному отнеслись близкие к тому, что случилось в ее жизни несколькими месяцами раньше.

      Сперва, конечно, девчонкам на работе рассказала. С утра пораньше. Всю дорогу держалась, а в конторе как разревелась…

      Стали спрашивать, она и выдала:

      – Гена ушел. Другая у него.

      – Вот сволочь, – шарахнула папкой по столу Маринка, – я бы таких кастрировала!..

      Она вспомнила, как повстречала Маринку. Наталья тогда только устроилась на работу и шла по коридору за кадровиком. Впереди шагала блондинка в убийственном мини и ярко-зеленом топе, не скрывавшем роскошных форм. Дева, цокая каблуками, свернула в кабинет за номером 205.

      – Только не двести пятый, пожалуйста, – шептала Наталья.

      Кадровик распахнул перед ней дверь комнаты 205.

      Ее окатило перезвоном мобильников, шумом улицы из распахнутого окна, бурчанием ксерокса; параллельно кипел скандал: огромный детина с распаренной мордой ругался с давешней блондинкой из-за какого-то договора.

      – Милые дамы, разрешите представить, – начал кадровик.

      Но его не слышали. Еще одна мадам, глядя в монитор ореховыми глазами, заорала через весь кабинет:

      – Юль, какое назначение платежа клацать?

      – Чтоб вы подавились! В том числе НДС, – донеслось из угла, где, не поднимая головы, стучала по клавиатуре еще одна будущая коллега.

      – Подожди! Я тебе еще не все сказала, – рычала блондинка в спину улепетывающего верзилы.

      Вот попала, пронеслось в голове. Что же они все так орут?!

      Вопреки опасениям, обитательницы двести пятого оказались нормальными, душевными барышнями. Быстро сдружились.

      Немудрено, если честно: так уж Наташка была устроена, что умела подстраивать под себя любое пространство.

      На новом месте чуток передвинула стол, повесила яркий календарь, поставила семейные фотки – стало веселее.

      Девчонкам, с их вечной диетой, пришлись по вкусу Наташины пирожки.

      В конторе теперь пахло выпечкой и мандаринами – таскать из дома вкусненькое с ее приходом вошло в традицию.

      Реанимировала офисные цветы – негодяйки их чуть не сгубили, сливая под корни остывший кофе. Неделька-другая – и на новом месте стало хорошо и уютно – так, как она любила.

      Свет фар впереди, сзади, сбоку – куда не кинь взгляд. Пробка, ежевечерний городской пейзаж. Ну, раз уж собралась – деваться некуда. Стой, как все.

      Муж рассказал ей все сам. Столько лет прожили вместе, вот и привыкли делиться. Выдал, а потом в глаза заглянул:

      – Что мы теперь будем делать?

      Красиво сыграно, думалось позже, когда отревела свое. Хороший ход, честный. Ничего от жены не утаил. Семью сберечь хочет.

      И выбор у нее теперь небогат: закрыть глаза на то, что происходит, и тем самым выдать карт-бланш на походы дальнейшие.

      Или отрезать. Расстаться, и быть виновной в том, что ребенок растет без отца.

      Потому что сыну сказано будет – так мама решила. А я не хотел.

      Красиво. Со всех сторон.

      Разбежались не сразу. Пытаясь хранить видимость отношений, несколько месяцев жили под одной крышей. Хотя, что могло быть нелепей – изображать семью, чтоб не травмировать сына. И уик-эндовая эта пытка, с совместным походом по магазинам и в кино. Чтобы все, как у людей. Боже, как было больно!

      На Генку словно надели стеклянную банку. Невозможно достучаться – он ее не слышал. Не действовали никакие доводы. Твердил словами чужими:

      – Отпусти меня. Я тебя не люблю. Это привычка. Между нами давно все кончилось.

      Так он не говорил никогда, и было у Натальи чувство, будто за него говорит кто-то другой.

      Она вставала ночью, садилась в машину и рулила, давая волю слезам, с тем, чтоб найти себя утром на кольцевой в районе Кронштадта. Струна натягивалась, и, как ни крути, должна была лопнуть.

      Лопнула. Муж собрал вещи и ушел.

      «Поживем отдельно» – мягкая формулировка взрослых, которые все понимают.

      Дети честнее. Андрюха, уйдя к себе, долго переваривал новости, а выйдя, спросил:

      – Ма, а зачем ты ему ключ оставила? Это наш дом. Пусть