Рент. Колледж Попаданцев. Ксения TakifuguKs

Так болит пепел. Я не справилась, и мне очень больно… – молвит голос Веры.

      Он вещает откуда-то сверху. Из глубины этого отвратительного неба мечей, цепей, дыр и крови.

      – Где ты? – кричит бессознательное «я», но в тот же миг понимание – здесь нет звуков.

      Никогда не было. Никаких звуков, кроме задушенных криков, кряхтения, хлюпанья.

      Бессознательное «я» понимает, что слышит акустику лишь в собственной голове, которая будто стала полой бочкой. Вверху накапливается кровь, словно концентрируется, собирается в толстое покрывало… сверкая атрибутикой казни, бижутерией боли.

      – Я здесь. Я везде. В каждой частице, которую ты даже не видишь. Я всюду! Мы все здесь! Все, кто умер так, как я… – небо наливается красным.

      Кровь, как материя. Как плащ. Бессознательное «я» дрожит. Чувствует страх пронизывающий все естество…

      – Мы разбиты на эти частицы. Частицы, которые уже не соберутся… только Он может материализоваться здесь. Выкристаллизовывается из частиц, из нас, за счет нас… – небо стало плащом. Гигантским покрывалом.

      Кровавый плащ-небо, тянущийся шлейфом, затягивая, прожевывая портретные судьбы, испепеляя частицы суицидальных костров – чудовищный шлейф дергается сводом. И, точно бумага, мнется в кровавых складках. И чертит силуэт вдали – титанических размеров фигуру. Похожую на человеческую. Она зависает где-то посреди невесомости и удаляется, волоча за собой изломанный шлейф небес.

      – Он не увидит тебя, не бойся! Он чувствует лишь тех, кто принадлежит этому миру…

      – Мне страшно, Вера! – бессознательное «я» понимает, что не дышит. – Но не за себя. За тебя.

      Ком скапливается в горле, ведь бессознательное «я» еще помнит, каково это – обладать телом, глотать или дышать. Неизъяснимое, неописуемое ощущение ужаса. Ужаса внутри. И снаружи. Ужаса, как всеобъемлющего пространства. В силуэте, на котором неразличимы ни руки, ни ноги, ни, тем более – лицо. От него веет вселенским первобытным страхом человечества. Страх небытия вобрала в себя эта хтоническая фигура. Он? Нет. Оно! Кто оно? Слияние всех земных болей?

      – Не бойся, глупая, это то, зачем я здесь. Скоро я забуду людскую речь. Воспоминания сотрутся… Скоро стану частью целого. Я уже не боюсь…

      – Кто тебя убил?

      – О… я сама убила себя, насколько ты помнишь…

      – Я отказываюсь это принять! Это сделал Он? – бессознательное «я» ощущает зрение. Взор отныне прикован к Нему, Его небу крови.

      – Забыла, значит? – спрашивает голос Веры. – Напомню…

      Складки кровяного плаща, как артерии углубляются под кожу, рассасываются. Плач и стенания переливаются в трещотку птичьего пения. Теперь бессознательное «я» идет по лужайке, зеленой, испаряющей зной. Справа от лужайки – набережная, слева – посадка и съезд на загородную дорогу. Роща впереди старая, мрачноватая. Девичьи ноги в белых кроссовках ступают в направлении той рощицы. Чья-то фигура на самом высоком дубе становится вполне узнаваемой.