Муравьи. Бернар Вербер

полно крыс. Уарзазата растерзали злобные крысы.

      – А как же ты?

      Он усмехнулся:

      – А я зверь побольше, им не по зубам.

      – С ума сойти! Но что ты там делал целых восемь часов? Что же скрывается в глубине этого мерзкого подвала? – воскликнула Люси.

      – Не знаю, что там, в самой глубине. Я туда не добрался.

      – Ты не добрался до самой глубины!

      – Нет, там очень глубоко.

      – Ты не смог добраться за восемь часов до глубины… нашего подвала!

      – Нет. Я увидел собаку и не стал соваться дальше. Там все было в крови. Понимаешь, Уарзазат дрался отчаянно. Поверить трудно, что маленький песик мог так долго защищаться.

      – И где же ты остановился? На полпути?

      – Почем я знаю? Во всяком случае, идти дальше я не мог. Мне тоже стало страшно. Сама знаешь, я терпеть не могу ни темноты, ни жестокости. На моем месте любой бы остановился. Нельзя очертя голову нестись в неизвестность. И потом, я подумал о тебе, о вас. Ты даже не представляешь, как там… Там так темно! Там смерть.

      Не успел Джонатан закончить фразу, как у него задергался левый уголок рта. Люси еще никогда не видела его таким. Она поняла: докучать ему лишними вопросами не стоит. Обняв мужа, она поцеловала его в холодные губы.

      – Успокойся, все позади. Мы заделаем эту щель и думать забудем про нее.

      Он попятился.

      – Нет. Еще ничего не кончилось. Там меня не пустила дальше красная зона. Она никого бы не пропустила. Жестокость – страшная штука, даже когда ее совершают по отношению к животным. Но я не могу сидеть сложа руки, когда до цели совсем рукой подать…

      – Ты хочешь сказать, что снова туда собрался?

      – Да. Эдмонд прошел, и я пройду.

      – Эдмонд, твой дядюшка Эдмонд?

      – Он что-то там делал, и я хочу узнать, что именно.

      Люси подавила жалобный вздох.

      – Пожалуйста, ради любви ко мне и к Николя, не ходи туда больше.

      – Я не могу иначе. – У него снова задергался уголок рта. – Я никогда не доводил дела до конца. Всегда останавливался, когда разум подсказывал мне, что близка опасность. И вот, посмотри, в кого я превратился. В человека, наверное, так и не узнавшего, что такое риск, равно как и то, что такое настоящая удача в жизни. Поскольку я останавливался на полпути, мне никогда не удавалось добраться до самой сути вещей. А надо было бы остаться в слесарне и продолжать терпеть издевательства назло начальству. Это было бы своеобразным крещением, я бы узнал, что такое жестокость, и научился с ней справляться. Но вместо этого, чтобы избежать неприятностей, я словно превратился в неискушенного младенца.

      – Ты спятил!

      – Нет, ты ошибаешься. Просто нельзя всю жизнь провести в коконе. А этот подвал дал мне уникальную возможность сделать решительный шаг. И если я его не сделаю, то никогда не посмею смотреться в зеркало, потому что буду видеть там жалкого труса. К тому же, вспомни, ты сама заставила меня туда пойти.

      Он стянул с себя рубашку, запятнанную кровью, и добавил:

      – И не уговаривай, это окончательное