Мгновения Амелии. Эшли Шумахер

она; однако у меня не осталось эмоциональных сил, чтобы возразить ей, что это не ответ.

      Я плакала перед подругой тысячу раз, она же передо мной только однажды.

      Нам было почти пятнадцать, дружба только зарождалась, но уже тогда я отлично понимала, что в ее душе накрепко засела привязанность к их коту, Муту, хотя для посторонних это было не так очевидно. Дженна устраивала целое представление, ворча о том, как сильно он линяет или рвет ее одеяло острыми когтями, но если вечером кот не лежал в изножье ее кровати, она самостоятельно его приносила.

      – Он будет орать под дверью, – поясняла она. А думая, что я не вижу, с любовью гладила Мута за ушами.

      В один морозный день кот проскользнул мимо ног мистера Уильямса и стремглав умчался в незнакомую ему местность. Вечером мне нужно было возвращаться домой, но никто и не думал беспокоиться о пропавшем животном.

      – Вернется, – заверил мистер Уильямс, – всегда возвращается.

      Но Мут так и не пришел. Ни той ночью, ни следующей.

      Подруга не признавалась, что беспокоится, но на третий день вместо упорной работы над эссе по «Ромео и Джульетте» она не сводила хмурого взора с окна.

      – Дженна.

      – Да? – Она не взглянула на меня, по всей видимости, не осознавая собственных действий.

      – Давай пройдемся, – предложила я, – на улице хорошо.

      Отвлекаясь, Дженна перевела на меня взгляд.

      – Там всего десять градусов, – пожаловалась она, но все равно стала натягивать через голову свитер.

      Через несколько минут прогулки мы перестали притворяться и включили фонарик на телефоне Дженны, чтобы осмотреть пространство под деревьями и машинами в надежде увидеть в его свете сияющие зеленые глаза пухлого и седеющего кота.

      По чудесному – или дьявольскому – стечению обстоятельств час спустя возле куста в соседнем парке мы нашли потрепанный ошейник Мута с помятым серебряным колокольчиком, который больше не звенел. Даже в полумраке я заметила струйки крови и пучки кошачьей шерсти на нем.

      – Койоты, – установила Дженна.

      Я сдерживала слезы, глядя на жалкий истрепанный аксессуар.

      – Мне так жаль, – прошептала я.

      – Он был уже стар, – произнесла Дженна ничего не выражающим голосом. А затем процитировала строчку из стихотворения Фроста, которое на прошлой неделе мы читали на уроке английского: – Вечного золота нет.

      Тогда я нарушила наше правило и объявила, что останусь у нее с ночевкой, хотя утром нужно было идти в школу. Дженна запротестовала, утверждая, что в порядке, но мне удалось ее уговорить.

      Посреди ночи я проснулась от звука открывающегося окна, через которое холодный воздух потянул за собой уютную атмосферу комнаты Дженны.

      – Что ты делаешь? – спросила я, сонно садясь на кровати.

      В окне виднелась ее фигура; она выглянула на улицу, и плюшевый халат обтянул ее вытянутую спину.

      – Мне показалось, что он мяукает, – ответила Дженна.

      Я подошла к ней.

      – Мне