Другая миссис Миллер. Элисон Диксон

почему я хочу детей! Это естественный человеческий инстинкт – хотеть любить кого-то или что-то, кроме себя, внести какой-то значимый вклад в мир.

      – Я уверена, что мама Гитлера чувствовала то же самое. Но посмотри, что она дала миру.

      Сначала его лицо вытянулось в скептической мине, но скоро смягчилось, намекая на понимание.

      – Это из-за твоего отца, да? Ты почему-то думаешь, что ребенок, которого ты вырастишь, станет как он или хуже?

      – Я не просила анализировать меня, Уайатт.

      – Я не анализирую. Но скажи, что я по крайней мере близок.

      – Дэниэл никогда не любил детей. Ребенок для него был приставучей, грязной, шумной неприятностью, которую лучше оставить на попечение кому-то другому.

      Уайатт покачал головой.

      – Он явно заботился о тебе достаточно, чтобы оставить тебе большую часть своих денег.

      Она пожала плечами.

      – Думаю, я больше нравилась ему взрослой. Нелюбовь к детям – единственная вещь, которая объединяет меня с этим человеком.

      Она невольно вздрогнула от того, как холодно эти слова прозвучали вне ее головы. Действительно ли это так? Хотя она не была заинтересована в материнстве, она могла бы поспорить, что, если бы Ксавьер или кто-то из потерянных эмбрионов выжил, она бы относилась к нему лучше, чем Дэниэл когда-либо относился к ней. Но это все же мало о чем говорит, и Уайатту не нужно слышать ничего, что может поддержать его надежды.

      Уайатт уставился на нее.

      – И все? Ты просто… не любишь детей?

      – Ты так говоришь, будто этого не достаточно.

      – Большинство людей не любят чужих детей, Фиби. Но любят своих.

      Она покачала головой.

      – У меня это было не так. Это было испытание – расти с человеком, который ненавидит детей. Так жить не весело. Я не хочу устроить такое кому-то еще.

      – Послушай, эта эмпатия, которую ты проявляешь к ребенку, который даже не существует, говорит о том, что мы можем над этим работать.

      Последние капли ее терпения иссякли.

      – Или о том, что ты мог бы проявить уважение к моим решениям и перестать думать, что их нужно исправлять. Ты представляешь, насколько это оскорбительно?

      Легкий укол чего-то, похожего на ненависть, пронзил его взгляд.

      – И это все, да? Конец дискуссии. Как хочет Фиби или вообще, к чертям, никак?

      – Ты должен быть благодарен, что я честна на этот счет. Люди, не любящие детей, – последние, кто должен их заводить.

      – Хорошо, если мы говорим об условиях, может, у меня тоже есть одно. Если не хочешь заботиться о ребенке, можешь по крайней мере перестать вести себя как ребенок и позаботиться о себе. Попробуй сходить в душ и переодеться хоть иногда. На тебя смотреть тошно.

      Она изумленно посмотрела на него. Он никогда так критично не высказывался на ее счет. Не просто критично. Зло. Это сползает его маска или он примеряет новую? Она ей не нравится. А больше всего ей не нравится, что его слова впиваются ей под кожу, как шипы. Одно дело видеть свое отражение в зеркале, другое