Взорви эти чертовы двери! И другие правила киноделов. Майкл Кейн

я и понял, что трусом не был. Да, я испугался до смерти, но не струсил. Отчасти меня закалило обучение в тренировочном лагере. Но, думаю, не обошлось и без помощи отца – тот учил меня боксировать, стоя на коленях, когда я был ростом ему по пояс, и в конце каждого поединка сбивал меня с ног и объявлял: «Продул!» – а потом всегда заставлял отыгрываться. Но главное – во мне самом было что-то, что не давало сбежать. Я и не знал, что во мне это есть; понял только на войне.

      Как-то раз, черной, влажной ночью, кишащей москитами, настала моя очередь идти в патруль на нейтральную полосу с двумя товарищами и офицером. На середине пути мы почуяли запах чеснока и сильно испугались: китайские солдаты жевали чеснок, как американцы – жвачку, и этот запах предвещал беду. После войны я много лет не переносил чеснок в пище. Такие же неприятные ассоциации вызывало у меня оливковое масло – в детстве мама капала его нам в уши, чтобы вычистить серу. Мысль о том, чтобы полить маслом салат и съесть его, казалась мне отвратительной, но это было тогда, а не сейчас. Сейчас я привык, а ушам моим уже ничего не поможет: я стал совсем глухим.

      Но вернемся к моему рассказу. В ту ночь на нейтральной полосе я испытал не страх, а гнев – пылающую, раскаленную ярость – при мысли, что меня вот так, ни за что, убьют в этой ужасной вонючей дыре, а у меня даже шанса пожить толком не было; я не успел осуществить ни одну свою мечту. И я решил, что если умру, то заберу с собой на тот свет как можно больше народу. Я не собирался сдаваться без боя. Мои товарищи со мной согласились, и мы бросились навстречу врагу.

      Оказалось, что никакого врага не было. Той ночью мы кружили в непосредственной близости друг от друга, но так и не столкнулись лицом к лицу, и в конце концов наш патруль вернулся на свои позиции в целости и сохранности. Нас было не узнать – так распухли наши искусанные москитами лица. Смертельно уставшие, мы свалились без ног. Но та ночь оказалась для меня очень важной. Тогда я взглянул смерти в лицо и не струсил. Я узнал о себе то, в чем никогда больше не сомневался: если кто-то захочет меня убить, пусть приготовится заплатить, потому что я не сдамся без боя. Я никому не желаю вреда. Но если кто-то решит угрожать мне, запугивать меня – если кто-то захочет мне навредить, – я этому человеку не завидую.

      Кончился год службы в Корее, и мы покинули свой пост, а на смену нам пришли новые силы. Нашим сменщикам было по девятнадцать лет – всего на год меньше, чем нам, но, проходя мимо них, я взглянул в их лица, потом посмотрел на товарищей и понял, что мы выглядели лет на пять, а то и на десять старше. Мы повзрослели. Мы прошли испытание. Теперь мы знали, в чем соль жизни. А я, повидав смерть и чудом оставшись в живых, преисполнился еще большей решимости чего-то в жизни добиться.

      Служба в армии преподала мне один урок, и я поделюсь им с вами: чего бы вам это ни стоило, не попадайте рядовым пехотинцем на войну. Даже если вам повезет и вы уйдете живым, это будет невообразимый кошмар. С другой стороны, после войны мне ничего не стоило стать счастливым: тому,