Архив Шульца. Владимир Паперный

и холода.

      – А на вашей даче можно жить зимой? – спросила Наталья Исааковна у матери.

      – Не знаю, – ответила та, – мы никогда не жили. Печки нет.

      Жору это не испугало, он привез на дачу какую- то буржуйку и всю зиму топил.

      Весной мать осторожно заговорила с Натальей Исааковной.

      – Нам вообще-то надо бы туда перевозить детей…

      – Да-да, – отвечает машинистка, – он уедет, он там все уберет.

      Когда родители приехали на дачу, они пришли в ужас. Потолок был совершенно черный от копоти. Пришлось звать соседа Ивана Егорыча отскребать и заново белить.

      И вот теперь Шуша пытается поселить туда еще одного бездомного литератора.

      – Только скажи ему – поосторожнее с печкой, чтоб не спалил дом, – робко попросила мама.

      Ш пожал плечами, давая понять, что беспокоить писателя такими мелочами нелепо.

      Всю дорогу в электричке и потом четыре километра от станции они болтали. Гриша оказался легким собеседником. И никакого ощущения, что он вдвое старше. Ему было интересно все: как Шуша учится, куда собирается поступать, какие книги читает.

      – Значение книг сильно преувеличено, – многозначительно обронил Ш. – Я книг вообще не читаю. Знания надо искать в глубине собственной души.

      Гриша весело рассмеялся:

      – Шуша, не говори глупостей!

      Он сказал это таким доброжелательным тоном, что Ш нисколько не обиделся, а, наоборот, решил, что с пэтэушником надо провести побольше времени.

      – Ты знаешь, – сказал Ш, – мне на самом деле тоже негде жить, жуткий конфликт с родителями. Что если я поживу здесь с тобой недельку?

      – Валяй, вдвоем веселей.

      На следующий день они переехали на дачу. У Гриши с собой была пишущая машинка и чемоданчик с рукописями, у Ш – этюдник и несколько чистых холстов. Несмотря на холод и постоянный голод, первую неделю Шуша провел в состоянии эйфории. Тепло держалось примерно два часа, потом все выдувалось через щели в полу и оконных рамах. Они забили окна одеялами, накидали каких-то тряпок на пол и старались топить печку не переставая.

      День начинался так. Вылезти из-под груды пахнущих плесенью одеял, каждый в своей комнате, и быстро натянуть на себя все, что удалось найти и на половине Шульцев, и на половине родственников, куда Ш проник с помощью топора и отвертки. После этого они растапливали остывшую печку припасенными с вечера дровами, а потом Гриша начинал готовить солдатский завтрак из лапши и консервов “Частик в томате”, купленных в сельпо на Первомайской улице.

      Где-то к двум часам дня, когда с бытом было покончено, Гриша садился стучать на машинке, а Шуша – мазать масляными красками белые холсты. Самое интересное начиналось вечером, когда они готовили ужин и разговаривали о жизни. Гриша принял на себя роль наставника, но, в отличие от Сеньора, не пытался говорить парадоксами и покупать популярность фразами типа “не хочется – не делай”, а давал простые и даже скучные советы – больше читать, больше работать,