Избранницы Рахмана. Шахразада

блеску глаз Рахмана, он узнавал нечто, необыкновенно важное для себя. Но если как следует присмотреться к выражению лица Синдбада, то становилось видно: он получает не меньшее удовольствие, чем юный царевич.

      После этой встречи Рахман решительно заявил отцу, что мечтает стать великим путешественником. Он стремится к славе, которая пусть и не затмит славу Морехода, но хотя бы позволит стать на одну ступень с ним. Отец, царь Сейфуллах, следует отдать ему должное, не высмеял сына. Наоборот, он вполне серьезно отнесся к этому решению десятилетнего Рахмана.

      – Да будет так, наш мудрый сын. Нас беспокоит лишь одно – достойный Синдбад отправился в первое странствие уже будучи человеком весьма ученым. Ты же совсем ничего не знаешь о мире. Быть может, следовало бы вначале приступить к изучению наук, без которых не должен мыслить себя ни один путешественник и мудрец?

      – Ах, отец, я уже думал об этом… Но чтобы стать поистине большим ученым, надо совершенствоваться долгие годы, и все громкие открытия успеют сделать… И мне не достанется славы даже на медный фельс. А ведь я мечтаю стать великим и знаменитым.

      – О наш мудрый сын! Мы обещаем, что слава и почет непременно найдут тебя. Некогда, при твоем рождении, звезды нам пророчили: ты станешь столь велик, что мы с царицей будем гордиться мудростью нашего сына.

      – Я слышал об этом, отец!

      – Сейчас же, сын, тебе необходимо стать не только самым пытливым, но и самым образованным из всех, дабы, отправившись в странствие, не только сделать удивительное открытие, но и понять, завесу какой тайны приоткрыл перед тобой Аллах великий и милосердный!

      Рахман покорно склонил голову, соглашаясь с мудрыми словами отца.

      И не было с того дня ученика более усердного, чем царевич Рахман. Шесть долгих лет посвятил он занятиям с учителями и мудрецами. Одолел все книги в дворцовой библиотеке, не обойдя и сокровищницы знаний дивана. И вот настал день, когда советники, подошедши к трону, пали перед царем ниц, ибо ученик стал равен им в познаниях.

      – О повелитель! Да хранит тебя небесный свод!

      – Мы слушаем вас, мудрые учителя нашего сына!

      – О владыка, ты поручал нам раскрыть перед царевичем Рахманом все тайны знания, ведомые нам. Твое повеление исполнено!

      Царь удивленно улыбнулся, в глубине души надеясь, что царевич, однако, знает не все, что ведомо мудрецам.

      – Не удивляйся, мудрейший из правителей. Ибо Рахман-царевич может хоть сию минуту командовать войском, превосходя даже военачальников в стратегии. Разум же его столь искусен, что ему не составит труда сочинить и изящное стихотворение, и затейливую математическую загадку.

      – Но это лишь изощренный разум. Не так ли, мудрые учителя?

      – Его чувства не менее развиты, чем разум… Ибо ему далась музыка столь же легко, как и поэзия. Под его пальцами струны уда поют человеческими голосами, а мелодии, что рождаются в душе царевича, неслыханно хороши и сложены словно в один миг.

      – Так,