Завтрашний взрыв. Иван Алексеев

по-военному повернувшись через левое плечо, быстрым шагом, почти бегом направился к воротам.

      Передав отцу Антонию приказ настоятеля и приняв у него караул у монастырских ворот, Степан вышел на дорогу, отойдя на несколько шагов от своих часовых и пушек. Он встал, широко расставив ноги, привычно положил ладонь на эфес висевшей у него на поясе сабли и вздохнул всей грудью. Впрочем, полный вдох у него опять не получился: застарелая боль, притаившаяся в том месте, где клинок опричника пробил ему грудь, перерубив ребра и прошив легкое, заставила его вздрогнуть всем телом и застыть на несколько мгновений с полуоткрытым ртом. Но Степа тут же пересилил эту боль, задышал осторожно, ровно и спокойно. Он уже два месяца как начал выполнять разнообразные воинские упражнения: рубил саблей и лозу, и чучело из сырой глины, колол пикой, ездил верхом, даже бился два раза на кулаках, правда, вполсилы. Постепенно Степа восстанавливал былое воинское мастерство. Только вот бороться голыми руками грудь в грудь он пока не мог: ребра все еще сильно болели при сдавливании.

      Но сейчас от него требовалась не сила мышц, не казацкая удаль, а его немалый опыт московского стражника, привыкшего нести караул на городских заставах и различать в потоке прохожих лихих людей, какое бы обличие они не принимали.

      Вдалеке, из-за поворота дороги, выходившей из леса на обширный монастырский луг, вновь появились люди, лошади и телеги. Они целеустремленно двигались к монастырю. Степа постоял еще немного, пристально вглядываясь в приближающуюся колонну, затем развернулся на каблуках и пошел к часовым, чтобы занять свое место в воротах во главе караула.

      Людей было не меньше полусотни. Треть из них, видимо, раненые или просто немощные и больные, ехали на четырех телегах. Остальные шли пешком. Степа сразу отметил, что многие шагали споро и размеренно, как ходят бывалые пешцы, то есть пешие ратники. И женщин среди них не было. Впрочем, нет: на одной из телег мелькнул светлый девичий платочек. Наверное, девушка ухаживала за ранеными. В общем, судя по всему, к монастырю направлялся отряд ополченцев, отступавший с боями к столице.

      Степа чуть расслабился, готовясь приветствовать приближающихся ратников, но внезапно вновь подобрался, его ладонь непроизвольно крепко сжала эфес. Он и сам не смог бы объяснить детально, почему некоторые люди из этого отряда при ближайшем рассмотрении вызвали у него тревогу и подозрение. Возможно, ему бросилась в глаза их одежда: отнюдь не бедные кафтаны, и явно с чужого плеча… Конечно, они могли купить поношенные вещи на рынке, но ни крестьяне, ни стрельцы не стали бы приобретать такую одежду, слишком уж дорогую и непрактичную. И их манера держаться, и их вооружение – длинные ножи и кистени, засунутые за атласные кушаки, сразу же навели бывалого стражника на вполне определенные размышления. Эти соколики образовывали в хвосте колоны ополченцев единую плотную группу.

      Ехавшая впереди колонны телега, поравнявшись с караулом у монастырских ворот, остановилась. С нее поднялся высокий статный молодец в красной шелковой рубахе, какие обычно носили зажиточные купцы. Один рукав рубахи