Древние чары и Синдбад. Шахразада

не так… И деревья одинаковые, и ручеек так же бежит. И стены толстые… А все равно – у нас все иначе. Даже я, о, ты знаешь, как я люблю тепло, даже я с трудом дышу – воздух словно из печи.

      – Быть может, тебе это только кажется?

      – Не знаю… Наверное, кажется. Вот только папа все время маму то ведьмой, то духом огня дразнит. А она не обижается. Даже смеется.

      – Завидую я тебе, Амаль. И у нас так было, пока Аллах всесильный не призвал к себе мою маму. И остались мы с папой теперь вдвоем.

      – Да, тетю Бесиме жалко. Она такая добрая была, заботливая. А какие пирожки пекла…

      Мариам улыбнулась. Амаль всегда была сластеной, да и поесть очень любила, даже когда они совсем маленькими были. Бывало, мама специально звала в гости тетю Маймуну с дочкой – чтобы и ее, Мариам, накормить, приговаривая:

      – Смотри, доченька, как хорошо кушает Амаль. И ты тоже так… Вот Амали пирожок, а вот Мариам. Вот Амали молочка, а вот тебе, малышка.

      И тетя Маймуна всегда улыбалась и гладила ее теплой рукой.

      Воспоминания на миг вернули обеих подружек в то доброе и славное время. Когда-то давно, когда Бесиме и Нур-ад-Дин только появились в этом квартале ремесленников, матушка Амали приняла живейшее участие в обустройстве дома. И потом множество раз появлялась на пороге то с кувшином молока – почему-то всегда теплого, то с горячими, словно только что из печи, лепешками. Бесиме была рада такой помощи и сама частенько баловала соседей разными яствами, творить которые была великой мастерицей.

      Ничего удивительного, что девочки росли, словно сестры. Быть может, они были даже ближе, чем настоящие сестры, потому что на ночь матери их все-таки разводили по домам, и потому до утра все ссоры забывались, и утро начиналось с новых проказ.

      Девочки росли, превратившись из милых крошек сначала в гадких утят, а потом в необыкновенных, пусть и совершенно разных, красавиц. Мариам – тоненькая, невысокая, с милым лицом и золотым сердцем, была, казалось, полной противоположностью своей подруге. Ибо та вся была «слишком». Слишком рослая для девушки, слишком крепкая, с громким голосом и ярким румянцем. Похоже было, что из нее получились бы две обычные девушки. Но Амаль не стеснялась ни своего роскошного тела, ни своего яркого румянца, ни своего громкого голоса. О Аллах всесильный, она была не просто громкоголоса, она была шумна… И даже слегка бравировала этим.

      – Но почему, скажи мне, Мариам, – как-то спросила она подружку, – почему я должна всего этого стесняться? Я такая, какая есть. И надеюсь, что найдется юноша, которому понравятся и мой рост, и мои формы, и мой голос. Даже мое пение он полюбит!

      Действительно, полюбить пение Амали мог только юноша с сердцем столь же пылким, сколь и безрассудным, ибо девушка пела ничуть не лучше молодого ишака. И столь же громко… И как Маймуна ни наставляла ее, как ни просила оставить в тайне ее занятия в магии, но порой желание Амали похвастать необыкновенными умениями все же пересиливало.

      – Мама меня чуточку учила. Она говорила, что все женщины в нашем