Девять снов Шахразады. Шахразада

Плохо лишь, что без моей помощи ты рисковала не проснуться еще пару-тройку дней.

      – Неужели? Какой ужас…

      В глазах Шахразады отразился настоящий испуг. И… еще какое-то странное желание…

      «О все боги мира, – мысленно ахнула Герсими. – Да она мечтает вернуться – не в ту черную бездну, откуда нет возврата, а к рекомым рыцарям и дамам, графам или лордам… Она по-прежнему жаждет бегства отсюда, хоть пока сама и не понимает этого…»

      – Как справился Шахземан с уроком?

      Герсими усмехнулась.

      – Как все мужчины… Почти не кричал, почти не сердился… Почти жив…

      – Да, сестричка, наши сыновья не дадут себя в обиду! Даже собственным родственникам…

      – Шахземан все пытался понять, как тебе удается управляться этой оравой?

      – Оравой? Всего-то трое мальчишек – мои близнецы и твой сынок… С чем же тут управляться?

      Теперь Герсими видела перед собой настоящую, привычную Шахразаду – спокойную, чуть снисходительную, улыбающуюся. Но те самые, пугающие искорки нет-нет да и вспыхивали в самой глубине ее глаз.

      «Аллах всесильный, надо быть начеку! Боюсь, что моих сил не хватит надолго – и Шахразаде удастся улизнуть в мир грез навсегда…»

      Царица и невестка вполголоса беседовали в полу тьме. Приближался вечер, вечер, когда самые черные из снов берут верх над светлыми надеждами и радостными предчувствиями.

      Свиток седьмой

      – Наконец! – Со вздохом облегчения Шахразада закрыла двери опочивальни.

      Она осталась одна и чувствовала удивительную радость от этого. Теперь уже не надо быть кем-то, а достаточно стать самой собой – пылкой мечтательницей, грезящей о неземной любви, о подвигах, которые готов свершить ради нее какой-то прекрасный, пусть пока еще неведомый рыцарь…

      Шелка ложа приняли царицу в свои нежные объятия, приняли так, будто ждали лишь этого мгновения, будто были готовы сию же секунду отправить ее в те земли, где ждет ее незамутненное, столь ожидаемое счастье.

      Шахразада закрыла глаза и…

      И опустилась на скамеечку у крошечного окошка с распахнутыми в лес ставнями. Она, похоже, просидела так не один час, не сводя глаз с тропинки, ведущей к воротам крепости Трокенхольт.

      «Онья… Меня зовут Онья… – пришло в голову царице. – Я дочь древнего рода колдунов-друидов, но слишком… мала и потому посвящена лишь в первые степени вечной магии…»

      «Духи лугов, духи лесов, вечного камня и хрупких цветов, нежной росы и могучего моря, трижды я вас заклинаю – откликнитесь на мой зов!»

      Онья по обыкновению застыла – терпеливо, недвижно, – не прерывая своей безмолвной молитвы.

      «Единожды к вам я взываю о даровании покоя, дважды – огнем озарите воспоминания любимого, и трижды – пусть скорее любимый возвратится ко мне».

      Девушка сидела так с самого рассвета, почти не двигаясь, не отрывая глаз от тропинки. Час за часом она горячо повторяла беззвучные слова заклинания. Лучи заходящего солнца бросали отблески