ЯТ. Сергей Трищенко

тени банок на прилавке, тени от улыбки. Да и что могло дрожать в лице? Глаза не на стебельках, ничего противозаконного он не совершал. Товар как товар.

      На Тома будто вылили самую большую банку воды из стоящих на прилавке.

      – Что-о-о-о? – переспросил он, оглядывая новым взглядом находящийся перед ним товар. Я бы сказал: свежим взглядом. Ещё бы: после того, как на тебя выльют большую банку воды, взгляд поневоле посвежеет.

      – Ложь, – так же спокойно повторил старичок, – желаете купить? Могу рекомендовать следующие сорта…

      Старичок показывал себя мастером своего дела, а за работой настоящего профессионала наблюдать всегда приятно.

      – Давно этим занимаетесь? – спросил я, кивнув на прилавок, но не показывая пальцем, чтобы не обнаружить свою невоспитанность, каковой, впрочем, не имелось – не только за душой, но и в наличии. Так что зря я опасался: нельзя обнаружить то, чего нет.

      – Давненько. Почитай, всю жизнь.

      – А как у вас получаются… разные, – спросил Том.

      – Селекционирую, скрещиваю, вывожу новые сорта. Вот ета, – старичок поправил лепестки тыльной стороной ладони, – махровая. Моя гордость: пять лет выводил.

      Ложь букетилась по сортам. Большие букеты, подобранные со вкусом на помойке, хорошо отмытые, с капельками вкусовой воды, привлекали взгляд. Каждый – по-особому. Каждый букет привлекал каждый взгляд по-особому.

      – Красивая, – вздохнул Том.

      – Ещё бы! – подхватил старичок. – На то и ложь.

      И я невольно залюбовался одним букетом.

      – Нравится? – старичок перехватил мой взгляд: – Этот сорт называется «откровенная».

      – А ещё какие есть? – поинтересовался я. Больше для Тома, не для себя.

      – Вот «невинная», – старичок показал на нежно-розовую, – это «грубая», – лепестки точно вытесаны топором, выглядят массивными, и, казалось, звенят на ветру. – Ещё «злая», – с колючками и листья как у крапивы. – «Привычная», – пыльные серые цветочки. – «Незаметная» или «неявная», – мелкая зеленоватая травка. – «Бойкая», – беспрестанно колышущиеся красные шарики. – Есть ещё «бессмысленная», – вяло опущенные лепестки, – «беспардонная», «наглая», «ранняя», – он указывал рукой.

      – А «гнусная» у вас есть? – спросил я, чтобы хоть немного прервать россказни.

      Старичок показал молча. Я посмотрел, и меня передёрнуло, чуть не стошнило. Какая гнусь!

      Я глянул в сторону, чтобы избавиться от впечатления «гнусной», и ещё одна, а именно «беспардонная», привлекла мой взгляд. Чего-то ей не хватало, что-то в ней выглядело не так … не то в количестве лепестков, не то пестиков, не то тычинок, не то в их форме…

      Я присмотрелся… Так и есть! – в ней и в самом деле не было пардонов. Ни в ней, ни в самом её деле.

      – Тут ещё вот что, – засуетился старичок, не желая терять возможных покупателей. Видя, что мы, хотя ничего и не покупаем, всё же не уходим, он схватился за букеты и принялся набирать из нескольких один. Закончив работу, протянул его нам,