Кащеево царство. Вадим Волобуев

Каменную церковь своим коштом возвёл! Такие как он творили новгородскую славу. А только всё одно перед сановной голодранью спину гнул. А мне так и вовсе от них проходу нет: только отвернёшься, как уже пакость какую скажут.

      – Какую ж пакость? – удивился Сбыслав.

      – Будто и не ведаешь.

      – Вот те крест!

      – Напраслину на мать мою возводят… – Савелий не договорил, опустил взор – не мог такого вымолвить, комок к горлу подступал.

      – Слыхал, слыхал, как же! – понимающе сказал его товарищ. – Молвят, будто не морского царя она дочь, а простая баба из Стекольны…

      – Языки им всем поотрезать гнилые, ублюдкам сиворылым… – выкрикнул Савелий.

      – Уж не Яков ли тебя так раззудил?

      – Он, скотина, кто ж ещё!

      – Якову ты дорогу не переходи – лют он и скор на расправу. За него весь Людин конец стоит, а кто против, те помалкивают. Вот и ты голову не подымай, потому как отсекут.

      Савелий вскинулся, сжал кулак, затрясся весь от гнева.

      – Что ж мне, обиду проглотить?

      – И проглоти. Не такие проглатывали. – Сбышек вздохнул. – Да и по совести, Савелий, ты-то сам веришь ли, будто родитель твой морскому владыке на гуслях играл? Его ить с гуслями-то и не видали никогда. Не в обиду тебе говорю это, а так, ради правды.

      – Про гусли врать не буду, не знаю. Должно, чадь присочинила, а может, скоморохи. А то, что мать моя – Варяжского моря отрасль, всем известно.

      – А ещё слух идёт, будто отец твой ведуном был, с упырями якшался…

      – Завистники это всё придумали. Не могли отцу простить удачи его. Вот и наплели всякого. Кабы якшался, не возвёл бы храма.

      – Князь Всеслав Полоцкий, говорят, тоже волхвовал, да ещё серым волком перекидывался. А однако ж Софию поставил.

      Савелий исподлобья посмотрел на товарища, опять сжал кулак.

      – И ты тоже задеть меня хочешь? Все что ль против меня сговорились?

      – Не серчай, – благодушно ответил Сбыслав. – Лучше скажи как на духу: зачем с Ядреем пошёл?

      – А ты зачем?

      Сбыслав почесал грязными ногтями персь.

      – Сам знаешь: худо стало. На Мартына-лисогона лихие люди у Торопца обоз с рыбой разбили. Плескичи второе лето с чудинами режутся, торговле урон наносят. Да и хлеба не уродились. Вот и пришлось в путь сбираться. – Он поднял глаза на собеседника. – Ну а ты?

      Тот опустил взор, напряжённо засопел, раздумывая. Выдавил:

      – Хочу отца своего стать достойным.

      – Это как же?

      – Он за моря ходил, а я горы одолею. Чтоб обо мне тоже песни слагали.

      – Эвона что! Трудно тебе придётся. Господь гордых не любит.

      – Да разве ж это – гордость? Выше иных себя не ставлю, но и своего не упущу.

      – Не надломиться бы тебе, Савка, – вздохнул Сбышек. С такой печалью вымолвил, что даже панибратское «Савка» не обидело купца. Видел он – тревожится за него старший товарищ, беспокоится. Не было в нём боярской заносчивости, а стало быть, и дуться не след.

      – Уж не надломлюсь, – проворчал он.

      Вскорости