На живульку. Софья Иноземцева

она о нем всё знала.

      Торопясь, снимал пальто,

      Потом влезал в него опять.

      И понял вдруг от страха то,

      Чего умом нельзя понять.

* * *

      Ева одна. Адамов и яблок много. Ньютон – Адам, и Стив Джобс – Адам. Следующий кто? На кого его Ева уронит? Кому надкусить позволит райское яблоко?

* * *

      Зеленый глаз светофора сбежал,

      Желтый пылает надеждой,

      Если появится красный – пожар,

      Белый – тупик, неизбежность.

* * *

      Журавли и поезда дальнего следования перед расставанием кричат что-то очень важное. Небо знает, но молчит. И проводники молчат.

* * *

      Ползала – была полезной, на крыло встала – за дверь выставили.

* * *

      Я могу буквы собирать в слова. Могу, но не выходит как в детстве, не получается выдохнуть сквозь слезы самое сладкое на свете: «Я не виновата, мама».

* * *

      Штрих – кот. Два штриха – кошка. Тест такой на беременность.

* * *

      – Господь любит нас?

      – Нет, он любит нашу литературу.

* * *

      Я не росла, я выходила из сказок, пугалась и возвращалась обратно.

* * *

      Слова – что пальцы, если их больше десяти, они не твои.

* * *

      Идет снег, а люди те же…

* * *

      Какие они? Губы до букв…

* * *

      Я – как все, если бы не секунды весны на веках.

* * *

      Я стою, ударение за вами…

* * *

      Люди и сны – синонимы, если кто-то проснется, становится Богом.

* * *

      У букв нет обратного хода…

* * *

      Холодно, а у коленей валенок нет…

* * *

      – Что делать?

      – Дырки.

      – Зачем?

      – Светлее станет.

* * *

      Человек – черновик, Господь нас перепишет заново…

* * *

      Всё уже есть: и крест, и круг, и слово…

* * *

      – А пальцы как любят?

      – Всё… И сразу!

* * *

      Если капли дождя похожи, если слезы – капли, значит, и мысли могут быть вместе.

* * *

      В прошлом веке возила детей к Семену Гайченко, в святая святых, к Пушкину. В светлое время нами экскурсоводы занимались. Ночами хотелось чуда. Разбудила, и отправились в Тригорское. Шепотом шли, к каждому шороху прислушиваясь. А как подходить стали – вдруг замерли, мурашки по спинам забегали – Татьяну Ларину в парке на скамеечке в белом платье заметили. Мысли и чувства местами перепутались, так бы и стояли, как вкопанные, если бы Серега не заорал: