Три омуля. Михаил Борисович Туркин

      После этого, заболела моя спина,

      меня не жалела, и разлюбила она!

      Я обиделся на неё, горше прежнего…

      По телевизору не слушала Брежнева.

      Они заходили, на колхозный сеновал, -

      он её там трогал, миловал, и целовал.

      После того, у неё раскраснелись щёки;

      внизу у малых губ-белесоватые потёки.

      Конечно, я взревновал её; бешено,

      она понимала, что будет повешена…

      Но мне сказала, что – это была смазка, -

      понравилась, такая странная отмазка!

      А мне не подавали за амбаром, даром, (любви)

      был раздавлен под большим амбалом.

      Потому что, моя любовь пожаловалась -,

      её уже не любил, – с другим баловалась!

      Самому оставалось только грезить о ней:

      а все проходили мимо, в солнце от теней.

      Жизнь-несправедлива, и непочатый край, -

      посидела на бревне в трусах, в них её рай!

      Мне страшно хотелось, попасть-в этот рай, -

      и, я ей сказал: – Ирка, пошли туда, за сарай!

      Но, мальчонка малый, по кличке: Краснопузый:

      обещал всё мамке рассказать, был рад-от пуза…

      (Мы с ней: не пошли, а он не рассказал о нас)

      *** (Моему Дедушке)

      Не убивайте моей памяти, прошу;

      иначе ваша жизнь, – ценна грошу!

      В мире вещей бывают исключения, -

      вспышки воспоминаний-включение.

      Они будят в нас спящие мыслеформы:

      придают этим желаниям, ост и формы.

      Пробуждают дремлющие идеи, идеалы, -

      распускаются под окнами цветы, пиалы!

      Видом своим манят, завлекают пчелу -,

      запахом; скользит по цветочному челу.

      Она одурманена цветением, и запахами:

      мы празднуем Победу: летит, с папахами!

      *** (Ани)

      Повстречал Аню на площади,

      где раньше, – бежали лошади.

      Мы сблизились, и при-обнялись;

      если б, не люди, – этим занялись!

      Повыше меня; чуть, она нагнулась;

      а кольцо в моей руке-не погнулось…

      Я зацеловал губами её шейку и руки -,

      мне: было тепло, не чувствовал муки!

      Ощущался привкус пота на её шейке,

      а, крестик у Анечки: висел на шлейке.

      Сквозь сон она поцеловалась со мной:

      я был с ней, как со своей новой женой!

      Сказала мне: Я могу тебя поцеловать не раз.

      Ты можешь не со мной: любить других зараз…

      Даже, могу с тобою переспать, до полного лона, -

      ты только шею полизал, уже говоришь, – солона!

      Меня разбудил звук тяжёлых шагов, соседа.

      Потом, оттуда, – послышалась чья-то беседа.

      Не досмотрел я, утренний сон про Аню мою…

      И, уже не дремал, горевал; как птица гама юн.

      Не удалось мне во сне опуститься пониже;

      мой социальный статус оставался понижен.

      Забыл, как Анечка славилась своим вкусом,

      но Надя мне дала яблоко, а оно-с надкусом!

      ***

      Раз говорит, – возьми, отлижи-на

      так мне сказала её подруга, и она.

      Отлизывал у неё пизду, с псиной;

      на вкус горька, затягивает осиной.

      Всё неприятное; находящееся в бабе:

      вылизывал, будто застревал в баобабе.

      У ней горячая вагина, и плоть терпкая,

      после того, наша дружба стала крепкая!

      Она стала, относится ко мне, как к своему;

      правда, любить, жить, и делать по-своему.

      И, к ней приходил один известный визитёр, -