Верну любовь. С гарантией. Наталья Костина

вижу, – перебила Любу хмурая баба Вера. – Порча у тебя. Недавно сделали, два-три дня. Делал сильный мастер, но материал у него был слабый. Потому ты только и жива сейчас. Видно, то, на чем делали, ты недолго в руках держала.

      Люба тут же вспомнила тот самый стаканчик, за которым Светка лазила под прилавок, и внутри у нее что-то оборвалось.

      – Вижу, сильно ты дорогу кому-то перешла, – продолжила бабка.

      У Любы запылали щеки и уши.

      – Вы мне поможете?

      – Болею я, – сказала баба Вера. – А после тебя еще болеть буду. Нет, не возьмусь.

      В глазах у Любы потемнело, и она почувствовала, что вот-вот упадет в обморок. Сердце глухо стучало где-то далеко, как будто и не в самой Любе.

      – Я вам любые деньги… – прошептала Люба неверным языком.

      – Не нужны мне твои деньги, – отрезала знахарка. – Пей!

      Она плеснула воды из литровой банки, стоящей возле икон. Воды в стакане оказалось совсем на донышке, но Люба почему-то цедила ее крохотными глотками, стуча зубами о край стакана.

      – Святая вода, – пояснила целительница. – Крещеная ты? – поинтересовалась она у Любы.

      – Крещеная, крещеная. – Люба все никак не могла отдышаться. – Крещеная я.

      – Как имя, раба Божия?

      – Люба. Любовь, – поправилась она.

      – Хорошо. Сюда садись. – Бабка указала на другой стул, стоящий в углу под иконами. – И не думай, что я тебя пожалела, я таких, как ты, не жалею. Просто с тем, кто это сделал, у меня старые счеты. Никогда ему надо мной верх не взять! – Она снова сверкнула очками, а Любе внезапно стало так страшно, что она почувствовала, как мелкие волоски у нее на руках разом встали дыбом. На ватных ногах она подошла к стулу и села. Бабка, скрипнув дверцей, достала из серванта какое-то черное покрывало и небольшой обмылок, каким обычно закройщики размечают линии на ткани.

      – Мыло, каким покойника мыли, – равнодушно пояснила она, начертила на покрывале какие-то знаки и обернула его вокруг Любы. Из серванта же она извлекла толстую восковую свечу, зажгла ее и воткнула в банку, в которую было насыпано какое-то зерно. В эмалированную миску знахарка плеснула святой воды и поставила на табурет перед клиенткой.

      – Закрой глаза! – велела она.

      Люба послушно зажмурилась. Сердце бешено колотилось где-то в горле. В темноте она слышала, как бабка Вера, шаркая, ходит вокруг нее, как под скрип рассохшегося паркета что-то шепчет и отплевывается. «…Одни отпели, другие терпели, а третьи пришли играть, с рабы Любови смертную приковку снять…» Люба сильнее сомкнула веки. Темнота перед ней расцвела яркими пятнами…

      – Открывай, открывай глаза. – Баба Вера трясла ее за плечо. – Все. Все уже. Сомлела ты, что ли, не пойму? Видишь? – Она указала Любе на миску с водой. В миске плавал причудливым островком воск. – Вот она, твоя порча, вылилась. Никого не узнаешь?

      Люба вгляделась. Внезапно Светкино улыбающееся лицо всплыло у нее перед глазами.

      – Узнаю, – сипло произнесла она. – Подруга моя