Джинн из консервной банки. Людмила Милевская

полотнами, и не переставал удивляться.

      «Господи ты боже мой! – насмешливо думал он. – Сколько же приличной масляной краски перевела эта сумасбродка! Уж точно все заборы в городе можно было бы выкрасить!»

      На этой мысли Павел Александрович и застал своего сына и тут же качественно его отчитал, часто кивая на жену. В конце концов Георгий тоже посмотрел на Ольгу, причем без всякого удовольствия. Она же лукаво поманила его пальчиком и даже послала воздушный поцелуй. Он нехотя к ней подошел и сказал:

      – Куда ни плюнь – везде знакомые лица.

      – Видишь, какой успех! – горделиво воскликнула Ольга. – Но ты по-прежнему не одобряешь моего творчества?

      Георгий пожал плечами, после отповеди отца не желая вступать в противоречие с мачехой. Он был зол на весь белый свет и больше всех на поклонников псевдоталанта Ольги.

      «Классик неправ: в России две беды – дураки и… дуры, – мысленно досадовал он. – Это насколько надо не разбираться в искусстве, чтобы речь жалкого заезжего маляра могла произвести такое впечатление. Ха, поверили в талант человека, имеющего к живописи такое же отношение, как корова к балету. Ладно продажные искусствоведы, но здесь же полно нормальных умных людей, и все они в один голос хвалят эти позорные картины. Да что там хвалят, с интересом рассматривают их, – ужаснулся Георгий. – Неужели не видит никто, что король-то голый!»

      – Ты почему молчишь? – рассердилась мачеха. – Похвали меня в конце концов.

      Георгий впал в еще большую задумчивость. Заметив его сомнения, она возмутилась:

      – Знаешь, если долго колебаться, можно всех заколебать…

      Георгий не выдержал и спросил:

      – Ты в самом деле веришь, что это не стыдно людям показать?

      Она усмехнулась:

      – Ну… не все похвалы, наверное, искренни, и Жаррон несколько перестарался в своих восторгах…

      – Или ты, переводя их, – добавил Георгий.

      – Ты слишком строг, – рассердилась Ольга, но новые обожатели нарушили их беседу.

      – Я не верю. Неужели эти маленькие ручки способны на такое? – сладкоголосил директор банка.

      – Безумно интересно! – вторила его жена.

      Георгий с ненавистью подумал: «А вот и еще поклоннички, парочка уродов: одной жопы ягодицы. Он трясется перед собранием акционеров, самый крупный из которых мой отец, а его бомба-жена ему неумело подыгрывает».

      Ему было горько, что униженно подхалимничают они Ольге, а не ему – знают какова расстановка сил в семье Полыгалова.

      «Толстая чванливая дура,» – подумал он о жене банкира и отошел. Никто этого не заметил.

      Ольга, слушая восторги банкира, принялась разыгрывать смущение.

      – Нет, вы талант, истинный готовый талант, – лебезил он без всякой совести.

      – Ну что вы, – фальшиво отбивалась Ольга, – мне еще работать и работать…

      Неожиданно она почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Повернувшись, наткнулась на пронзительно-синие глаза, иронически рассматривающие ее из-под густой каштановой шевелюры.

      «Где же я видела