Мелодия звёзд. Оливия Вильденштейн

Я развернулась на скамейке. – Знаю, тебе нельзя говорить о Диланах, но они хорошие или плохие люди?

      Мама дернула головой, и солнечные очки, держащиеся на ее волосах, упали на ковер.

      – Что?

      – Тен сказал мне, что его семья сменила фамилию.

      Мама наклонилась, чтобы поднять очки.

      – Детка, я не могу говорить о них с тобой.

      – Я не прошу тебя говорить мне, кто они. Все, о чем я спрашиваю, – это преступники они или нет?

      Она пристально посмотрела на меня, потом на крышку пианино.

      – Они не преступники.

      Ком в моем горле наконец пропал. Диланы, или кто они там, – хорошие люди. Какая-то часть меня все еще гадала, кем бы они могли быть, другая часть говорила мне прекратить вмешиваться.

      Когда мама пошла готовить ужин, я побрела наверх в свою спальню, достала из кармана телефон и набрала номер Тена, чтобы написать ему. Я написала тысячу вещей. Но потом стерла девятьсот девяносто девять из них. В конце концов я отправила: «Мне очень жаль».

      Через некоторое время, с влажными после душа волосами, я спустилась вниз и начала накрывать на стол, а мама закрыла дверцу духовки с чем-то, что уже пахло божественно.

      – Цыпленок будет готов через минуту. Сейчас кожица немного поджарится.

      Она села за стол, затем похлопала по стулу рядом с собой.

      – Детка, садись. Я хочу поговорить с тобой.

      О Диланах? Неужели она наконец-то доверится мне?

      – Мне кажется, что я вижу тебя слишком редко в последнее время, – сказала мама, поставив перед собой бокал белого вина. – И мне очень жаль, потому что это полностью моя вина. Я всегда бегаю с одной стройплощадки на другую. – Она вздохнула. – Я стала вот такой матерью. Той, что проводит больше времени с людьми, которые не должны ее волновать, а не с тем единственным человеком, который действительно имеет значение.

      Я собиралась сказать ей, что работа не делает ее менее хорошей матерью, что я горжусь ею. Я подумала, что могу даже использовать это как ловкий переход к теме конкурса.

      Прежде чем я открыла рот, она спросила:

      – Так что происходит в твоей жизни? Ты уже начала собирать документы в колледж? Уже написала эссе? Если да, то я с удовольствием прочту его.

      Я провела пальцем по своему стакану с водой, рисуя дорожку по запотевшему стеклу. Капли воды стекли на стеклянную столешницу.

      – Я начала читать про колледжи… – На самом деле нет, но я слышу каждый день, как все будущие выпускники Ридвуда болтают о колледжах, поэтому я знаю достаточно деталей, которые помогли бы мне правдоподобно соврать. – Все остальное прекрасно.

      Расскажи ей о конкурсе Моны Стоун. Скажи ей, Энджи. Перед тем как сыграть папину песню, я репетировала свою. Теперь это звучит лучше, более плавно. Может быть, ей это понравится.

      Пока я набиралась храбрости, чтобы признаться, она продолжила:

      – Когда ты была маленькой и я спрашивала тебя, как прошел твой день, ты рассказывала мне о каждой игре, в которую играла. Не упуская ни одной детали. Но теперь все, что я слышу, это все в порядке? Это не