Она зомби. Нико Воронцов

ни с того ни с сего вдруг начал тянуть из ее мышц сухожилия, неумолимо и настырно наматывая их на свой невидимый кулак.

      И потом снова свет, но не яркий, а тусклый и серый, будто в сумеречном тумане.

      Какая-то неведомая сила заставила ее словно от удара электрическим током достаточно сильно вскинуться вверх и тут же снова упасть на бетонный пол, обратно, в лужу густой и багровой крови. Будто бы в этот самый момент она была всего лишь тряпичной куклой, марионеткой, вся суть которой заключается в привязанных к рукам и ногам нитях, а вовсе не распластанным на холодном полу неживым человеческим телом.

      Нет, определенно в этой новой сущности было еще что-то человеческое.

      Было…

      Но только лишь внешне.

      Потому что кожа, мышцы, суставы и прочее, прочее, все вместе, а также по отдельности уже не только не имели привычного живому организму пульса, кровотока и тепла, но и не обладали самым ценным для человека свойствами, а именно памятью, разумом и душой в том самом смысле, в каком представляем человеческую душу мы: именно как комплекс взаимосвязанных между собой осознанных эмоций и приобретенных с годами, закрепленных памятью, черт характера.

      Нет, больно ей не было, ведь, как известно, боль свойство и особенность только лишь живого организма. А ее тело было мертво. Мертво окончательно. Мертво бесповоротно. Мертво именно с медицинской точки зрения с того самого момента как наступила биологическая смерть, или так называемое необратимое прекращение всех процессов метаболизма в клетках и тканях, сопровождаемое безвозвратным распадом белковых субстанций и структур.

      Именно так охарактеризовал бы произошедшее с ней любой, пусть даже и начинающий медик или врач, или хоть даже студент медицинского вуза, доведись ему присутствовать здесь и наблюдать все происходящее со стороны.

      Впрочем, в последнее время, в связи с некоторыми, имевшими глобальный характер событиями в признаках клинической и биологической смерти стали очень даже распрекрасно разбираться почти все, ну, естественно из числа тех, кому удалось выжить, или до поры до времени оставаться в живых, поскольку ничего ведь еще ровным счетом не закончилось и, как говорится, беда не миновала.

      Да. Все мы смертны!

      И истина эта стала наиболее очевидна именно теперь, после того, как история человечества разделилась на две неравные части: «до» и «после».

      Конечно, раньше люди тоже умирали, но это происходило не так часто как теперь, не так массово и, главное, никогда не на виду у всех, к примеру, прямо посреди улицы или в огромном торговом центре.

      Ранее кончина человека происходила благочинно, где-нибудь в больничной палате от тяжелой болезни или от старости, или же в каком-нибудь дорожно-транспортном происшествии, информация о котором даже если и просачивалась в сводки происшествий и новостей, то всегда была тщательно заретуширована, чтобы не приводить в ужас и уныние занятых своими бытовыми делами людей.

      Теперь же смерть стала случаться неимоверно часто и ко всему прочему приобрела черты безобразного цинизма, будто весь мир вдруг превратился в огромный чудовищный цирк-шапито с массовым помешательством, сопровождаемым истеричной гротескной буффонадой.

      И у этого, охватившего весь мир бесовского шапито поначалу было простое и вполне понятное название: «вторая волна». И это была совсем не та серия афтершоков и волн, которые последовали за первой вспышкой болезни. Это было именно новое возвращение мутировавшего просто до неузнаваемости после различных вакцинаций и прививок вируса.

      Название это возникло в средствах массовой информации на раннем этапе, когда все еще работало: и интернет, и радио, и телевидение, а потом так и не было заменено на что-то иное, более соответствующее реалиям, поскольку период именно мегапандемии, как видится, окончательно и скоропалительно завершился и сменился на иную, следующую фазу, главным признаком которого было окончательное вымирание человеческого вида как такового, причем вымирание катастрофическое и бесповоротное.

      Надо заметить, что отрезок под названием «после» был в общем-то еще достаточно крохотным в отличие от тысячелетней истории человечества именно в той ее части, которая теперь именовалась «до второго пришествия». Но именно этот крохотный отрезок изменил историю человечества до неузнаваемости.

      Хотя, спрашивается, какое это теперь уже имело существенное значение?!

      Вообще никакого!

      И именно с относительно недавнего времени, когда планету захлестнуло это самое второе пришествие стремительно мутировавшего, не имеющего теперь уже ни вакцины, ни противоядия вируса, смерть стала чем-то привычным, вызывающим только лишь разочарование и, конечно же, страх. Только страх этот был совсем не таким, каким он был когда-то прежде. Это была вовсе не то самая трепетная боязнь чего-то непонятного и мистического, а страх реального и чрезвычайно агрессивного вида, одно спасение от которого заключается только в необходимости срочно прятаться и бежать. Бежать, чтобы остаться в живых, пусть и ненадолго, как говорится, лишь до поры до времени.

      Нет,