Кровь, или 72 часа. Дмитрий Григорьев

зажмурившись, одним залпом осушила глиняную посудину. Теплая нега разлилась по телу, и впервые за последние годы она заснула без изнурительной дыхательной гимнастики и мучительного кашля перед сном.

      В полночь Ника проснулась, словно заново родившись. В груди почти не саднило и дышалось непривычно легко и свободно. Сквозь щелки прикрытых глаз она видела, как целительница размельчает что-то в ступке, тихо бурча себе под нос.

      – Ну, рассказывай! – не отрываясь от своего занятия, потребовала она.

      – О чем? – удивилась Ника. «Интересно, как она догадалась, что я не сплю?!»

      – Как ты уморила городских хлыщей.

      – Каких хлыщей? Никого я не морила!

      – А откуда же тогда взялся твой плевок на их одежде?

      – Почему уморила?! – не слышала ее Ника. – Что с ними случилось?

      – Угорели они! Ты что, не слышала? Весь поселок только об этом и говорит!

      – Меня Яна на улицу не пускала! Как угорели?! – напугалась Ника.

      – Как-как – насмерть! У Семеновны в бане!

      – В бане?! – тут у Ники что-то щелкнуло в голове, и она начала вспоминать тот ужасный вечер. Матрена внимательно слушала про то, как девушку охватила небывалая ярость, и про странные видения, и про запах бани, и про необычную легкость после выплеснутых эмоций. Позабыв о ступке, целительница с изумлением смотрела на девушку.

      – А когда-нибудь еще ты испытывала приступ злости, который сменялся такой вот легкостью?

      Ника скорее почувствовала, чем услышала еле уловимое напряжение в голосе старухи.

      – Один! Нет, два раза! Но от этого никто не умирал!

      Тут она запнулась. Ведь о судьбе Гоги она ничего не знала.

      Девушка с неподдельной тревогой рассказала о далеком случае в санатории.

      – Вы думаете, Гоги тоже угорел? – боясь услышать ответ, прошептала Ника.

      – Сестры не выкают друг другу, – ласково сказала знахарка, пытаясь отвлечь ее от пугающих мыслей. – У сестер нет возраста.

      – Расскажите, то есть расскажи, почему ты называешь меня сестрой.

      – По-моему, ты еще не закончила свой рассказ!

      – Как не закончила? Срок санаторной путевки истек, и мы вернулись домой.

      – А как же второй случай?

      – А-а-а! Ну, это было совсем недавно! – повеселела Ника. – На майские праздники. Нашему классу поручили выступить на школьном вечере, посвященном Дню Победы. В этом же году было сорок лет прорыву блокады Ленинграда, вот мы и делали постановку о Савичевой Тане. Ну, о той девочке, у которой на глазах умерла от голода вся семья.

      Матрена кивнула.

      – На главную роль взяли самую худенькую и маленькую в классе. Угадай кого?

      – Неужто тебя?! – всплеснула руками Матрена.

      – Угадала или наколдовала?! – засмеялась Ника. – Послушай, я тебе свою роль почитаю! – На берегу Невы… – начала она.

      Целительница с интересом смотрела на вдруг посерьезневшую Нику. В этот момент она была там, в умирающем от голода Ленинграде, рядом с таким же хрупким подростком,