Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе. Роберт Рождественский

пришел в движенье.

      Под камни

       в темноту

      переползают крабы.

      В задымленном порту

      зашевелились

       краны.

      Будя себя самих,

      топорщатся пороги.

      Тяжелый грузовик

      ревет на повороте.

      Метро

       вошло в азарт.

      Открылись магазины.

      Заговорил базар.

      Гудки заголосили.

      Букашкой со стола

      срывается

       курносо

      гремящая стрела

      с груди

       авианосца!..

      Ворочаюсь впотьмах

      от

       радиофальцета.

      Ведь слышимость

      в домах

      и в мире —

       равноценна.

      «Может быть, порыв – банальный…»

      Может быть, порыв —

       банальный.

      (Все равно что дом проветрить…)

      Свой мешок воспоминаний

      я вчера

       решил проверить.

      К датам и событьям

      нежно

      и неслышно

       прикасаясь,

      стал испытывать я нечто.

      То ли радость.

      То ли зависть

      к самому себе.

       Другому.

      Обнимающему землю.

      К ошалелому разгону.

      К беспричинному веселью.

      Я гладел на все —

       притихший,

      приобщался к странной тайне:

      были вместе, —

       а поди ж ты!

      Жили рядом, —

       а куда мне!

      Я старался быть спокойным.

      А они —

      воспоминанья —

      были будто крик:

       «По коням!» —

      грохотали, подминая!

      Оглушали.

       Тормошили,

      врезавшись в благополучье…

      (Вот – мои,

       а вот – чужие.

      Барахло!

      Мои – получше!

      Позанятней.

      Подороже.

      Это —

       вынем.

      Это —

       спрячем…)

      Мы шагаем по дороге.

      У костра от дыма плачем.

      Ссоримся.

      Мудрим над картой.

      Зреем

       от случайных знаний.

      И несет покорно

       каждый

      свой

      мешок

      воспоминаний.

      С ним непросто

       встать со стула.

      Тесно —

      даже в реактивном…

      Мы от этого

      сутулы,

      будто бы

       кариатиды.

      Давнее

      А. Киреевой

      Я, как блиндаж партизанский,

       травою пророс.

      Но, оглянувшись,

       очень отчетливо вижу:

      падают мальчики,

       запнувшись за мину,

       как за порог,

      наткнувшись на очередь,

       будто на ленточку финиша.

      Падают мальчики,

       руки раскинув просторно,

      на чернозем,

       от безделья и крови

       жирный.

      Падают мальчики,

       на мягких ладонях которых —

      такие прекрасные,

      такие длинные

       линии

       жизни.

      Голод

      Кайсыну