Полное собрание сочинений. Том 33. Воскресение. Черновые редакции и варианты. Лев Толстой

памятью, и приглашеніе обдать къ нимъ посл суда, и напоминаніе о верховой лошади, которую она совтовала, а онъ не позволялъ себ купить, – все это было больше чмъ обыкновенныя дружескія отношенія.

      <Нехлюдовъ былъ человкъ стариннаго, несовременнаго взгляда. Онъ не считалъ, какъ это считаютъ теперешніе молодые люди, что всякая женщина готова и только ждетъ случая отдаться ему и что двушки невсты всегда вс готовы при малйшемъ намек съ его стороны броситься ему на шею, а, напротивъ, считалъ, что женщины его круга (къ сожалнію, онъ считалъ это только по отношенію женщинъ своего круга), что женщины его круга это все т особенныя, поэтическія, утонченныя, чистыя, почти святыя существа, каковыми онъ считалъ свою мать и какою воображалъ свою будущую жену, и потому передъ всякой двушкой, которая нравилась ему и которую онъ могъ надяться сдлать своей женой, передъ всякой такой двушкой онъ роблъ, считалъ себя недостойнымъ ничтожествомъ не только по очевидной нечистот своей въ сравненіи съ несомннной невинностью двушки, но и просто по ничтожеству своихъ и тлесныхъ и душевныхъ качествъ въ сравненіи съ тми, которыя онъ приписывалъ ей. Кармалина нравилась ему.>⁶⁴ Какъ ни считалъ Нехлюдовъ себя недостойнымъ такого возвышеннаго поэтическаго существа, какимъ представлялась ему Алина, въ послднее время, въ самое послднее, онъ начиналъ врить, что она можетъ быть не отказала бы ему, если бы онъ и ршился сдлать предложеніе. А жениться ему хотлось. Холостая жизнь съ своей диллемой вчной борьбы или паденія становилась ему слишкомъ мучительна. Кром того, она просто всмъ своимъ таинственнымъ для него двичьимъ изяществомъ плняла его, и онъ самъ не зналъ, какъ сказать: влюбленъ или не влюбленъ онъ въ нее. Когда онъ долго не видалъ ее, онъ могъ забывать ее, но когда онъ видлъ ее часто, какъ это было послднее время, она безпрестанно была въ его мысляхъ. Онъ видлъ ея улыбку, слышалъ звукъ ея голоса, видлъ всю ея изящную фигуру, именно всю фигуру, никакъ не отдельныя матеріальныя части ея фигуры, – видлъ ее, какъ она, посл того какъ играла для него любимыя его вещи, вставала отъ фортепьяно, взволнованная, раскраснвшаяся и смотрла ему въ глаза. Ему было какъ то особенно свтло, радостно и хорошо съ нею. Теперь онъ сидлъ въ комнат присяжныхъ, думая о ней, о томъ, какъ онъ сдлаетъ ей предложеніе, если сдлаетъ его. Какъ, въ какихъ словахъ? И какъ она приметъ? Удивится? Оскорбится? И онъ видлъ ее передъ собой и слышалъ ея голосъ. «Нтъ, не надо думать, – подумалъ онъ. – Изъ думъ этихъ ничего не выйдетъ. Это само сдлается,

64