Полное собрание сочинений. Том 29. Произведения 1891–1894 гг.. Лев Толстой

Чаго, чаго! – передразнил его Василий Андреич сердито. – Вешек не видать! Должно, сбились!

      – Так стой же, я дорогу погляжу, – сказал Никита и, легко соскочив с саней и достав кнут из-под соломы, пошел влево и с той стороны, с которой сидел.

      Снег в этом году был не глубокий, так что везде была дорога, но все-таки кое-где он был по колено и засыпался Никите в сапог. Никита ходил, щупал ногами и кнутом, но дороги нигде не было.

      – Ну что? – сказал Василий Андреич, когда Никита подошел опять к саням.

      – С этой стороны нету дороги. Надо в ту сторону пойти походить.

      – Вон что-то впереди чернеет, ты туда пойди погляди, – сказал Василий Андреич.

      Никита пошел и туда, подошел к тому, что чернелось, – это чернелась земля, насыпавшаяся с оголенных озимей сверх снега и окрасившая снег черным. Походив и справа, Никита вернулся к саням, обил с себя снег, вытряхнул его из сапога и сел в сани.

      – Вправо ехать надо, – сказал он решительно. – Ветер мне в левый бок был, а теперь прямо в морду. Пошел вправо! – решительно сказал он.

      Василий Андреич послушал его и взял вправо. Но дороги всё не было. Они проехали так несколько времени. Ветер не уменьшался, и пошел снежок.

      – А мы, Василий Андреич, видно, вовсе сбились, – вдруг сказал как будто с удовольствием Никита. – Это что? – сказал он, указывая на черную картофельную ботву, торчавшую из-под снега.

      Василий Андреич остановил уже вспотевшую и тяжело водившую крутыми боками лошадь.

      – А что? – спросил он.

      – А то, что мы на Захаровском поле. Вон куда заехали!

      – Вре? – откликнулся Василий Андреич.

      – Не вру я, Василий Андреич, а правду говорю, – сказал Никита, – и по саням слышно – по картофелищу едем; а вон и кучи, – ботву свозили. Захаровское заводское поле.

      – Вишь ты, куда сбились! – сказал Василий Андреич. – Как же быть-то?

      – А надо прямо брать, вот и всё, куда-нибудь да выедем, – сказал Никита. – Не в Захаровку, так на барский хутор выедем.

      Василий Андреич послушался и пустил лошадь, как велел Никита. Они ехали так довольно долго. Иногда они выезжали на оголенные зеленя, и сани гремели по колчам мерзлой земли. Иногда выезжали на жнивье, то на озимое, то на яровое, по которым из-под снега виднелись мотавшиеся от ветра полыни и соломины; иногда въезжали в глубокий и везде одинаково белый, ровный снег, сверху которого уже ничего не было видно.

      Снег шел сверху и иногда поднимался снизу. Лошадь, очевидно, уморилась, вся закурчавилась и заиндевела от пота и шла шагом. Вдруг она оборвалась и села в водомоину или канаву. Василий Андреич хотел остановить, но Никита закричал на него:

      – Чего держать! Заехали – выезжать надо. Но, миленький! но! но, родной! – закричал он веселым голосом на лошадь, выскакивая из саней и сам увязая в канаве.

      Лошадь рванулась и тотчас же выбралась на мерзлую насыпь. Очевидно, это была копаная канава.

      – Где же это мы? – сказал Василий Андреич.

      – А вот узнаем! – отвечал Никита. – Трогай знай, куда-нибудь выедем.

      – А ведь это,