Полное собрание сочинений. Том 12. Война и мир. Том четвертый. Лев Толстой

Elle est bien malheureuse,[3] – прибавила Анна Павловна.

      Полагая, что этими словами Анна Павловна слегка приподнимала завесу тайны над болезнью графини, один неосторожный молодой человек позволил себе выразить удивление тому, что не призваны известные врачи, а лечит графиню шарлатан, который может дать опасные средства.

      – Vos informations peuvent être meilleures que les miennes,[4] – вдруг ядовито напустилась Анна Павловна на неопытного молодого человека. – Mais je sais de bonne source que ce médecin est un homme très savant et très habile. C’est le médecin intime de la Reine d’Espagne.[5] – И таким образом уничтожив молодого человека, Анна Павловна обратилась к Билибину, который в другом кружке, подобрав кожу и видимо сбираясь распустить ее, чтобы сказать un mot,[6] говорил об австрийцах.

      – Je trouve que c’est charmant![7] – говорил он про дипломатическую бумагу, при которой отосланы были в Вену Австрийские знамена, взятые Витгенштейном, le héros de Pétropol[8] (как его называли в Петербурге).

      – Как, как это? – обратилась к нему Анна Павловна, возбуждая молчание для услышанья mot, которое она уже знала.

      И Билибин повторил следующие подлинные слова дипломатической депеши, им составленной:

      – L’Empereur renvoie les drapeaux Autrichiens, – сказал Билибин, – drapeaux amis et égarés qu’il a trouvé hors de la route,[9] – докончил Бибилин, распуская кожу.

      – Charmant, charmant,[10] – сказал князь Василий.

      – C’est la route de Varsovie peut-être,[11] – громко и неожиданно сказал князь Ипполит. Все оглянулись на него, не понимая того, чтò он хотел сказать этим. Князь Ипполит тоже с веселым удивлением оглядывался вокруг себя. Он так же, как и другие, не понимал того, чтò значили сказанные им слова. Он во время своей дипломатической карьеры не раз замечал, что таким образом сказанные вдруг слова оказывались очень остроумны, и он на всякий случай сказал эти слова, первые пришедшие ему на язык. «Может выйдет очень хорошо», думал он, «а ежели не выйдет, они там сумеют это устроить». Действительно, в то время как воцарилось неловкое молчание, вошло то недостаточно-патриотическое лицо, которого ждала для обращения Анна Павловна, и она, улыбаясь и погрозив пальцем Ипполиту, пригласила князя Василия к столу, и, поднеся ему две свечи и рукопись, попросила его начать. Все замолкло:

      – Всемилостивейший государь император! – строго провозгласил князь Василий и оглянул публику, как будто спрашивая, не имеет ли кто сказать что-нибудь против этого. Но никто ничего не сказал. – «Первопрестольный град Москва, Новый Иерусалим, приемлет Христа своего», – вдруг ударил он на слове своего, – «яко мать во объятия усердных сынов своих, и сквозь возникающую мглу, провидя блистательную славу твоея державы, поет в восторге: Осанна, благословен грядый!» – Князь Василий плачущим голосом произнес эти последние слова.

      Билибин рассматривал внимательно свои ногти и многие видимо робели, как бы спрашивая, в чем же они виноваты? Анна Павловна шопотом повторяла уже вперед, как старушка молитву причастия: «Пусть дерзкий и наглый Голиаф?…» – прошептала она.

      Князь Василий продолжал:

      «Пусть дерзкий и наглый Голиаф от пределов Франции обносит на краях России смертоносные ужасы; кроткая вера, сия праща Российского Давида, сразит

3

Мы принадлежим к различным лагерям, но это не мешает мне уважать ее по ее заслугам. Она так несчастна,

4

Ваши сведения могут быть вернее моих,

5

Но я из хороших источников знаю, что этот доктор очень ученый и искусный человек. Это лейб-медик королевы испанской.

6

[остроту,]

7

Я нахожу, что это прелестно!

8

Героем Петрополя,

9

Император отсылает австрийские знамена, дружеские и заблудшиеся знамена, которые он нашел вне настоящей дороги.

10

[Прелестно, прелестно,]

11

Это варшавская дорога может быть.