Стоять насмерть!. Андрей Дышев

ко мне, что ли? – без особого энтузиазма предложил я, в душе надеясь, что Кныш откажется, но он согласился.

      Мы зашли в квартиру. Я первым делом распахнул балконную дверь и, вынося туда рюкзак, незаметно снял с газетного свертка казан.

      – Присаживайся, – сказал я, кивая ему на кресло. – Чего пить будем?

      – Я, сам понимаешь, на службе, – покрутил головой Кныш. – Ты тоже присядь. Я хоть и не долго тебя задержу, но так будет лучше.

      Я, не прогнозируя развитие событий, спокойно сел на диван, снял с себя мокрую майку и принялся вытирать ею грудь.

      – Как дела с пропиской? – спросил старшина.

      Я пожал плечами.

      – Без изменений.

      – С новосветского завода на тебя жалуются, что занимаешь ведомственную жилплощадь, которая теперь принадлежит им.

      – Она принадлежит мне, – спокойно, потому что уже не в первый раз, ответил я. – И ты это хорошо знаешь. Я ухаживал за бабкой пять лет подряд до ее смерти, весь поселок свидетель этому…

      – Да я знаю! – махнул рукой Кныш. – Но почему, черт возьми, она тебя не прописала здесь?

      Я пожал плечами.

      – У старых людей своя логика.

      – Логика, логика, – пробормотал старшина, поднялся с кресла и стал прохаживаться по комнате, рассматривая книги в шкафу, телевизор и картинки на стенах. – А как прикажешь мне эту логику к закону пришпандорить? Ты наследник, тут нет никаких вопросов. Бабкина дача – твоя, мебель – твоя, книги – твои. Но квартира должна уйти заводу, потому что сейчас в ней никто не прописан.

      – Ну так пропиши меня здесь, и все дела.

      – Пропиши! – развел руками старшина. – Если бы все так легко решалось. – Он остановился перед открытой балконной дверью, скользнул взглядом сверху вниз – не знаю, обратил ли внимание на сверток, – и опять повернулся ко мне. – На каком основании тебя тут прописывать? Ты ведь вообще не гражданин Украины. Ты уволенный из Российской армии военнослужащий.

      – Но у меня нет и российской прописки.

      Старшина вздохнул. Об этом же, почти дословно, мы с ним разговаривали полгода назад.

      – Маразм, – резюмировал он и скривился. – Без отметки в паспорте человек никто. Вот было бы у тебя, скажем, десять тысяч долларов, – так выкупил бы ты у завода эту квартиру к чертовой матери, да еще ванну шампанским наполнил бы!

      Я насторожился. Случайно или нет он упомянул про доллары?

      – К сожалению, десяти тысяч долларов нет, – ответил я и подумал, что сейчас он спросит: а сколько есть?

      Но старшина сказал совсем другое:

      – Я вот по какому вопросу к тебе зашел, Кирилл.

      Он сделал паузу – все менты обожают в этот момент делать многозначительную паузу, в течение которой собеседник, по идее, должен бледнеть от страха и припоминать все свои грехи. Я же почувствовал жгучее любопытство.

      – Я вчера дежурил – мы на сутки заступаем и утром меняемся, – и вот, значит, какой-то шутник подкинул в отделение магнитофонную кассету. Музычка здесь очень любопытная. Есть у тебя какой-нибудь