Дорогой товарищ король. Михаил Успенский

кого не надо, а сами не держим – ни-ни!

      – Ладно, действуй по обстоятельствам, – сказал Виктор Панкратович, а сам подумал: «Верно, нечего грубо вмешиваться в местные обычаи, не разобравшись... Да они что, всерьез меня собираются королем назначить? Без постановления?»

      Мысль его лихорадочно заметалась по голове в поисках подходящих слов. Надо же и вести себя, и говорить по-королевски, если хочешь вовлечь эту отсталую страну в социалистический лагерь! Тщетно пытался он возродить в немалой памяти своей страницы соответствующих исторических романов, но вспоминалось только школьное: «Хорошо тебе, детинушка, что ответ держал ты по совести... Я велю палача одеть-нарядить... Я велю топор наточить-навострить...» Да еще фраза из популярного фильма про разведчиков: «Вы болван, Штюбинг!»

      – Хорошо тебе, детинушка, – неожиданно сказал он вслух.

      Канцлер вздрогнул, словно бы зная, что там дальше произошло с купцом Калашниковым.

      – Тебе-то хорошо, – продолжал меж тем первый секретарь. – Ты у себя дома. А у меня, между прочим, кроме партийной организации, еще и семья есть. Жена, сын в Москве учится в международных отношениях...

      – Государь, разве тебе не ведомо, что листоранские короли не обзаводятся семьями? Престол Под Рыбой С Ножом В Зубах не передается по наследству. Впрочем, если желаешь, мы можем, конечно, доставить их сюда, но твои предшественники обычно отказывались...

      «Отдохнуть хоть без Анжелки и лоботряса, – подумал Виктор Панкратович. – А потом видно будет».

      – Потом видно будет! – объявил он.

      Калидор облегченно вздохнул: вероятно, подобное решение было ему не в новость.

      – А вот как я объясню свое отсутствие на работе? – хитро прищурился Виктор Панкратович. Сейчас окаянный канцлер наконец расколется и скажет прямо, по-русски: «Потерпи, Витя, это задание партии».

      Но канцлер сказал совсем другое:

      – А зачем покойнику на работе присутствовать? Для Мира ты мертв, государь. Обратной дороги нет.

      Востромырдин охнул и повалился на пол, где еще недавно лежала знаменитая на весь Краснодольский край заколка.

      ...Шло обычное заседание секретариата, куда Виктор Панкратович был вызван, скорее, для проформы. Он с удовольствием послушал, как вставляли фитиля тюменскому коллеге (между прочим, и за баньку тоже), повозмущался деятельностью идеологических диверсантов и положил себе наперед таковых в крае непременно обнаружить, порадовался солидному урожаю хлопковых у Рашидова. Он любил эти вызовы на Старую площадь, любил и одновременно боялся, а может, потому и любил, что боялся. Но чего уж он никак не ожидал, так это того, что в воздухе раздастся его собственная фамилия.

      – Да-да, я к тебе обращаюсь, Виктор Панкратович!

      И говорил-то не кто попало, а член Политбюро с 1918 года Мустафа Тарасович Раньше, проводивший это заседание. Востромырдин облился холодным потом, и ладно, что не чем похуже. А Мустафа Тарасович, несмотря на то, что еще Ленина видел, ловко покинул