Эта короткая счастливая жизнь. Виталий Вавикин

из прохожих не оказался его знакомым. Такой была его мечта и надежда: умереть, не взглянув в глаза близких людей.

      Но сон, казалось, решил добить его до конца. Сначала появились друзья и коллеги по работе, затем пришёл Синтас, и, наконец, Джесс и Кип.

      Больше Лаверн не пытался найти спасения во снах. В каком-то отчаянном стремлении к саморазрушению он сидел ночи напролёт в кровати, надеясь, что это окончательно лишит его сил, позволив умереть тихо и безболезненно. Но боль приходила, становясь, всё сильнее. Спазмы, кашель. Он задыхался, но настырно не обращал на это внимания. Бороться. Воевать с телом за право быстрой смерти.

      Боясь снов, Лаверн заставил себя снова вернуться к фотографии. Синтас отнёсся к этой затее с пониманием, сказав, что если это помогает его другу отвлечься, то он покорно будет каждый день относить негативы в ателье. Так к внушительной стопке фотографий стали добавляться нераспечатанные конверты, которые каждый вечер исправно приносил Синтас. Лаверн чурался их, относясь к ним, как обиженный любовник относится к снисходительным письмам любимой девушки.

      Но когда через неделю у него не хватило сил, чтобы выйти на кухню, он открыл один из конвертов. Чужой мир снова предстал перед его глазами. В памяти ожил голос Майры, редактора «Требьюн»… На одной из фотографий Лаверн увидел Фанни, и долго смотрел в зелёные глаза. Фотография была сделана одной из первых, и, увидев, что на последующих нет ничего, кроме старой мебели, он решил, что девушка, должно быть, снова уехала.

      Пролежав всю ночь и весь следующий день в постели, Лаверн нашёл в себе силы к полуночи пройти на кухню. Фотоаппарат казался тяжёлым, а кнопка спуска настырно не желала нажиматься.

      Потратив на эти попытки все оставшиеся силы, Лаверн упал на пол. В какой-то момент ему показалось, что смерть наконец-то сжалилась над ним и решила забрать в свой неизведанный мир, но потом он услышал, как возвращается Синтас, почувствовал руки, поднимающие его с пола.

      Оказавшись в кровати, Лаверн подумал, что, возможно, уже никогда не сможет покинуть её.

      Последующую неделю он пролежал, напрягая каждый мускул в борьбе за право передвижения. Синтас ухаживал за ним не хуже чем профессиональная сиделка. Он даже написал под диктовку письмо, которое Лаверн адресовал семье, поручая отправить его после своей смерти.

      – Ты ещё поднимешься на ноги, вот увидишь! – обещал Синтас, но Лаверн не верил ему. Смерть скреблась в окна его жизни, стучала в двери, и скоро, очень скоро, он знал это, замки не выдержат, и всё закончится.

      Лаверн вздрогнул и открыл глаза. Спал он или уже проснулся? Последнее время эта грань почти не ощущалась. Слабый далёкий голос звучал где-то за окном. Или же в его голове?

      Лаверн слабо улыбнулся, решив, что это сон. Фанни пела для него. Пела, отправляя его к чёрной реке, к переправе в другой мир. «Как хорошо умереть во сне», – решил Лаверн. Тихий голос стал чуть громче. Лаверн почувствовал скрутившие тело спазмы, но велел себе не замечать их. «Это сон. Мой сон, а во сне я могу подчинить