Альмен и стрекозы. Мартин Сутер

Поскольку эту деятельность он последовательно проводил только вдали от своего города.

      Альмен развернул вазу и поставил ее на стол.

      Джек Таннер взял ее в руки, оглядел и сказал:

      – Две тысячи.

      Цена, которую предлагал Таннер, всегда была окончательной. Редко когда Альмен набирался смелости возражать. Он знал, что не добьется этим ничего, кроме того, что Таннер пожмет плечами, и все.

      Ему не оставалось ничего другого, как принимать цены Таннера, тот был его единственным приобретателем. Должно быть, Таннер понимал, что товары Альмена давно уже происходят не из его коллекции. Но он никогда не спрашивал об их происхождении. И еще ни разу Альмен не видел свои объекты в витринных выкладках магазина Находка.

      Судя по всему, у Таннера имелись под рукой покупатели, которые были так же деликатны и не расспрашивали о происхождении предметов.

      Альмен кивнул, взял деньги и распрощался до следующего раза.

      6

      Кованые железные ворота его дома были свежеокрашены. Блестящая чернота соседствовала с золотом, которым были покрыты пики штакетин. Ограда тянулась по обе стороны от воротных стояков вдоль живой изгороди из самшита. Альмен находил, что это выглядит несколько нуворишски, но все же смотрится лучше, чем ржавчина.

      На правом стояке ворот были привинчены две латунные таблички – большая и маленькая. На большой значилось: «К, С, L & D – Доверительное управление», на меньшей – «Й.Ф.ф. А».

      На левом стояке ворот был закреплен домофон – тоже из полированной латуни – с двумя кнопками. Верхняя была подписана «К, С, L & D», нижняя – «Й.Ф.ф. А».

      Альмен нажал на нижнюю.

      Через несколько секунд недоверчивый мужской голос спросил:

      – Да?

      – Это я, – ответил Альмен.

      Запорное устройство зажужжало, открываясь, и Альмен ступил на выложенную плиткой дорожку, которая вела к резной дубовой двери виллы. Но на половине пути он свернул, скрывшись за тщательно отманикюренным кустом самшита.

      Эта боковая дорожка огибала виллу и вела в глубину сада, обустроенного в виде парка. Ухоженный газон, тут и там пронизанный то морковными грядками, то темно-зелеными рододендронами и уже по-осеннему окрашенными азалиями. Все это торжественно охранялось старыми насаждениями – огромными елями, кедрами, платанами и магнолиями.

      Там, в вечной тени парковых деревьев, стоял небольшой дом садовника, к западному фасаду которого примыкала оранжерея.

      Дверь дома была открыта, в тесном вестибюле Альмена поджидал невысокий мужчина. У него были гладкие, тщательно разделенные пробором иссиня-черные волосы и черты лица индейца-майя. Одет он был в белую кельнерскую куртку с белой рубашкой и черным галстуком и в черные брюки. Альмен приветствовал его по-испански:

      – Hola, Carlos.

      – Muy buenas tardes, Don John, – ответил Карлос, принял у него плащ, повесил его на плечики и направился с ним к двери под крутой деревянной лестницей, ведущей в мансарду. Порог этой двери